Сибирские огни, 1964, №3

можно лучше уложить свои пышные каштановые волосы. Сегодня солнеч­ ный денек, можно не надевать шапочку. Юрию так нравятся ее волосы! — Ох, и любит, видать, вас муж, — сказала Шурочка. — Вы с ним пара. Ася промолчала. — А почему вы на разную фамилию? — продолжала допытываться Шурочка. — Вы Арсеньева, а он — Заверин. Из-за диплома? — Так получилось, — сказала Ася. Не объяснять же, что она остави­ ла свою фамилию в память родителей. Пять минут двенадцатого. Ася вышла в вестибюль. Навстречу ей поднялась Агния Борисовна. — А Юра? — стараясь скрыть разочарование, спросила Ася. — Он в театре. Его вызвали. Пойдем, Асенька. — Пойдемте, — равнодушно согласилась Ася. На этот раз свекровь была молчалива. Вздыхала, жаловалась на го­ ловную боль и нюхала «карандаш» от мигрени. Ася в душе обрадовалась, когда, наконец, Агния Борисовна засобиралась домой. Проводив Асю до крыльца, свекровь сказала: — Я завтра приду. «А Юра придет?» — хотела спросить Ася, но удержалась. Свекровь все не уходила. Поймав Асин вопросительный взгляд, она полезла в су­ мочку.. — Тут, Асенька, тебе письмо от Юрочки. — Агния Борисовна подала конверт, поцеловала Асю, прослезилась и, сказав: «Благослови тебя бог», — наконец, ушла. Ася поднялась на чердачную площадку и, присев на подоконник, рас­ печатала конверт. «Моя дорогая девочка, знай, что ни одну женщину в мире я не лю­ бил так, как тебя, и, конечно, никогда не полюблю...» Ася оторвалась от письма и глянула в окно на зеленеющий тополь: она кивнула тополю и снова принялась за письмо. «Асенька, все, что я скажу тебе сейчас, я хотел, я должен был сказать вчера. Но у меня не хватило мужества. Пусть я трус и прибегаю к бумаге, боясь объяснения с тобой с глазу на глаз, боясь, что не выдержу. Ася, я люблю тебя и поэтому жестоко страдаю. Верь мне! Но мы должны рас­ статься. Да, должны! Пойми, для меня разлука с тобой — несчастье не меньшее, чем для тебя. Я должен все объяснить. Мне предложили рабо­ тать в Ленинграде. Представляешь?! Мне — периферийному актеру! Ну, кто еще из моих товарищей по театру мог об этом мечтать! В Ленинграде климат ужасный — он сгубит тебя! И потом: хочу быть до конца честным перед тобой — я боюсь туберкулеза не потому, что боюсь физических страданий. Мои душевные муки сейчас, когда я пишу тебе эти строки, ку­ да сильнее! Нет! Я боюсь другого: если я заболею, мне, актеру,—конец! А для меня нет жизни без театра. Для него я готов пожертвовать всем, даже самым дорогим — любовью к женщине. С тобой я могу быть откровен­ ным. Тебе известно: я не страдаю манией величия, но я не фарисей. Я бу­ ду, я стану большим артистом. Мне об этом говорили нынче в Москве. Но если я заболею — все пропало. Мама тебе говорила — я с детства предрасположен к легочным заболеваниям. Да и что за семья: муж — жалкий актеришка и больная жена. Нет! Это не для нас. Тебе надо долго и упорно лечиться. Я всегда буду помогать тебе. Но, Ася, я ничего еще не решил. Решай ты! Как ты скажешь — так и будет! Я отдаю свою судьбу в твои руки. Завтра за ответом придет мама. Если ты остаешься со мной — я приду за тобой завтра вечером. Если нет, то нам не следует видеть­ ся — лишняя травма для обоих. И тогда послезавтра я лечу в Ленинград. Всегда любящий тебя Юрий».