Сибирские огни, 1964, №3

— Вас, вероятно, Люда поставила в известность о предстоящей мне операции? И так как Ася молчала, он спросил: — Пожалели? Она вспомнила слова Екатерины Тарасовны и сказала: — А если и пожалела... Разве это плохо? — Не тревожьтесь, — мягко прервал ее Александр Петрович. — Я солдат. После того, как ты воевал, тебе сам черт не брат. — Почему все, кто воевал, любят об этом вспоминать? —А это вполне закономерное явление — на войне человек жил по большому счету. А человеку всегда приятно думать о себе с уважением. Знаете, мой приятель, поэт, говорил, что он жалеет тех, кто не был на вой­ не, если уж война была. — Может быть... — Ася вздохнула. — А вот мы с вами не можем жалеть тех, кто не был в больнице, не лежит в ней... если уж больница есть. — Знаете, какой я подлый эгоист? — произнес он вместо ответа.— Когда я утром просыпаюсь, мне приятно сознавать, что сегодня увижу вас здесь, в больнице. Ужасно, но это — так! Он несколько мгновений смотрел на нее, а потом тихо произнес: — . . .Был мягок шелк ее волос И завивался, точно хмель. Она была душистей роз... И уже другим тоном, торопливо сказал: — На горизонте Шурочка. В больнице люди от праздности болтливы. — Он поспешно отошел. Перебирая в библиотеке книги, Ася подумала: «Он славный. Но поче­ му-то мне мучительно жаль его». Вечером пришла свекровь. Она изменилась. Щеки повисли, да и вся ее массивная фигура обрюзгла, утратив тот моложавый элегантный вид, к которому так привыкла Ася. И одета Агния Борисовна по-старушечьи: пальто черное, старое, хотя у нее есть модное, светлое. На голове вместо шляпки — темный шерстяной шарф. При виде невестки лицо ее потускнело, по щекам потекли слезы. Аг­ ния Борисовна обняла Асю, поцеловала ее в голову и тяжело опустилась на диван. Ася присела подле нее. Ей трудно было говорить — все слова куда-то провалились. Свекровь вздыхала, вытирала слезы, уговаривала лечиться, не спе­ шить уйти из больницы. Здесь все же лучшие врачи, профессура. Потом Агния Борисовна стала навещать Асю каждый день. Обычно они уходили в сквер, садились на скамейку. Агния Борисовна могла часа­ ми, без устали рассказывать о сыне. Асю это радовало. Скрытная по на­ туре, она стеснялась с кем-нибудь говорить о муже. Однажды свекровь призналась: покойный муж-врач не был отцом Юрия, он только усыновил его. Истинный отец сына—артист. Теперь уже таких артистов не увидишь. Это был второй Качалов. Он всегда говорил: у настоящего художника один бог, и бог этот — искусство. У него не бы­ ло даже семьи. Он стал ее учителем. Умер очень рано. У нее остался ре­ бенок — Юра. Родители не захотели ее знать. Они противились и ее по­ ступлению в театр. Человеку неискушенному трудно понять, какая отра­ ва, яд — сцена, искусство; от сцены, как от судьбы, не уйдешь. И все-та­ ки она ушла. Ради сына. Ведь, уезжая на гастроли, ей приходилось бро­ сать ребенка. А в результате — болезни, болезни без конца. Трехлетний Юрик буквально дышал на ладан. А тут за ней стал ухаживать врач. Он обожал ее и ребенка.