Сибирские огни, 1964, №3

— Страшно, Зоенька, на войне. Трудно, — сказала Екатерина Та­ расовна. — Ася Владимировна, правда, что вы в детском доме воспитыва­ лись? — Шурочка даже приоткрыла рот. — Правда. — До которого класса? — До седьмого. — А потом? — Как тебе не совестно, — одернула Шурочку Зойка. — Ко всем со своей анкетой привязываешься. — Я же ничего плохого не говорю, — Шурочка часто заморгала подкрашенными ресницами, — я же не хотела, никого не обидела. — Не волнуйтесь, Шурочка, — успокоила ее Ася, — потом меня на­ шла тетка. — Она хоть не вредная была? — вырвалось у Зойки. Шурочка укоризненно взглянула на нее: «Сама-то не лучше». — Нет, тетка была добрая. Но она часто болела. И у нее никогда не было детей. Ася вспомнила худое, желтое лицо в седых букольках и печальные, видимо когда-то прекрасные, глаза. Вспомнила альбомы с выцветшими от времени фотографиями, длинные ажурные перчатки без пальцев, брон­ зовый старинный подсвечник, какие-то нелепые, на Асин взгляд, вещи, и сама тетка казалась какой-то нелепой. То она принималась вязать никому не нужные корзиночки, уверяя, что, продав их, они смогут избавиться от «финансовых затруднений». Корзиночек, конечно, никто не покупал. То вдруг тетка принимается переводить Пушкина на эсперанто. «Это будет настоящая сенсация», — убеждала она. Однажды, в день рождения, тет­ ка подарила ей китайскую вазу, истратив на покупку всю свою ■пенсию, а у Аси не было ботинок. Но все же Ася ее любила... От воспоминаний Асю отвлекла Екатерина Тарасовна. — Идите ко мне в гости, — позвала она. Все ушли. Пелагея Тихоновна дремала. Ася, захватив вязанье, устроилась на кровати Екатерины Тарасовны. — Ася, я все стараюсь понять, какого цвета у вас глаза. — Зеленые. — А сейчас они какие-то другие. Потемнели, что ли? Вас, я вижу, разволновал приход ребят. Глядя в глаза Екатерины Тарасовны, Ася спросила: — Как, по-вашему, они пришли... Ну, из... жалости? — А если даже и так? Поймите же, Асенька: страдать могут живот­ ные, а сострадать только люди. — А я не хочу сострадания. — Простите, девочка, но вы глупости говорите. Считайте, что вы тог­ да зря на своих уроках проповедывали гуманизм. Помолчав, Ася тихо сказала: — Это другое. — То же самое. Вы недовольны, что они приходили? — О нет, что вы! Но я не хочу, понимаете, чтобы меня жалели. Я... я боюсь... Ведь, может быть, я никогда больше не вернусь в школу. — Вы знаете восточную пословицу: деньги потерял — ничего не по­ терял, здоровье потерял — половину потерял, веру потерял — все потерял. — А вы знаете... ну, тех, что возвращались в школу? — Знаю. Спросите у Анны Георгиевны. Вам трудно было с этим классом? — Да. Трудно. И интересно. Но порою я буквально отчаивалась.