Сибирские огни, 1964, №3
— Да, да. Сейчас в городе грипп. Думаю, что через неделю карантин снимут и вам разрешат свидание. Ну, спокойной ночи.— Анна Георгиевна неожиданно нагнулась и поцеловала Асю в лоб. — Вы уж мне помогайте — волноваться вам не надо. В мягкой улыбке этой голубоглазой женщины Асе почудилось очень давнее, милое, как сон в далеком детстве. Когда врач вышла, чей-то голос сказал: — Это я понимаю — доктор! Не то, что другие. Знают себе одно: ды шите — не дышите. «Если что случится... так она ведь здесь. Но она же сказала — боль ше не будет», — это было последнее, о чем подумала Ася засыпая. И удивилась, открыв глаза только утром. Над ней стояла палатная сестра Варенька. — Ну как? — спросила она, с улыбкой глядя на Асю. Когда Варень ка улыбалась, ее и без того немного раскосые карие, в коротких черных ресницах глаза превращались в узенькие щелочки, а чуть вздернутый нос забавно морщился. — Все в порядке, — сказала Ася, не заметив, что повторила слова Анны Георгиевны и радуясь, что все прекратилось, и в то же время еще не решаясь окончательно поверить в избавление от самого страшного. Юрий не должен её такой видеть. Варенька, сунув ей под мышку градусник, вышла. Ася вытащила из сумочки зеркальце. Морщинки у рта тоненькие, как ниточки. И все же з а метно. Кожа как оберточная бумага. Губы запеклись. Под глазами си няки. Ася поспешно спрятала зеркало в сумочку. — Ничего, были бы кости, а мясо будет, — проговорила женщина, койка которой стояла рядом с Асиной. — Меня сюда привезли в чем душа держалась. Сорок восемь кило. Бараний вес. А сейчас без малого шесть десят семь. Каверна-то у меня была с детскую головку. Ася недоверчиво взглянула на женщину и-подумала: «Сколько же ей лет?» Желтое, одутловатое лицо, под глазами гармошка из морщин. Из- под белой косынки свисает полуседая прядь. В палате ее называют тетей Нюрой. И все же она еще не очень старая. — Я же тут пятнадцатый месяц. Сколько раз выписывать собипа^- лись. А куда я? Спасибо Анне Георгиевне, это она за меня хлопочет. Дай бог ей здоровья. — Неужели пятнадцатый? — снова удивилась Ася. «А если мне столько лежать? Ни за что!» — А как же! Хоть кого спросите. Я же хроник! — в ее тоне прозву чала наивная гордость. Тетя Нюра принялась было рассказывать про свою болезнь, но ее пе ребила круглолицая молодая женщина. — А ну, товарищи хроники, — объявила она грубоватым голосом, — прибирайте в тумбочках. Сегодня же профессорский обход. Старшая с нас три шкуры спустит. Тетя Нюра, у вас, поди, пятнадцатый месяц просто кваша киснет? — Ты уж, Зойка, скажешь, — обиделась та, — вчера еще доели. — Тетя Нюра явно не понимала шуток. Наклонившись к Асе, она зашептала: — У Зойки этих кавернов три было. Пол-легкого вырезали. Оздоровела вчистую. Скоро выпишут. Ася с интересом разглядывала Зойку. «Неужели три каверны?». Ей лет двадцать пять — двадцать семь. Брови и ресницы белесые, глаза светлые, поблескивают как стеклышки, нос пуговкой, кажется крохотным, сдавленный выпуклыми, крепкими щеками. «На больную она не похожа», — решила про себя Ася.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2