Сибирские огни, 1964, №3

— Вы блузку надели наизнанку, — шепнула ей медсестра. Потом она о чем-то долго разговаривала с регистраторшей, выписы­ вавшей ей «больничный». Выходя из диспансера, сказала себе: «Чур, без паники!» Но паники не было. Остановившись на перекрестке, зачем-то прочитала от первой до последней строки театральную афишу. Потом пе­ ребралась через поток машин на другую сторону улицы. Глубоко засунув руки в широкие рукава шубки, плотно сжав паль­ цами локти и чуть приподняв плечи, она медленно шла вдоль длинного забора парка, вглядываясь в лица прохожих, не видя их и слегка удивля­ ясь собственному спокойствию. Ее вынесло на центральный проспект. Увидев в витрине универмага красные бусы (столько искала именно такие к черному платью!) — она вошла в магазин и купила их. У нее хватило юмора подумать: «Я надену их на собственные похороны». Через неделю, обнаружив бусы в сумоч­ ке, недоумевала: «Откуда они?» В те дни ее сознание было подчинено одному — скрыть все от мужа и свекрови. Сказать — значит сорвать у мужа премьеру. Гамлет! Какой актер не мечтает об этой роли? Муж с Гамлетом свя­ зывал все свое будущее в театре. И она молчала. Спасало, что в доме все крутилось вокруг датского принца. Так было заведено матерью мужа Агнией Борисовной. И никто ничего не замечал — очередной затянувшийся грипп. Но однажды, поздно вечером, муж, читая Асе монолог «Быть или не быть...» внезапно резко оборвал себя и возмущенно крикнул: «Да ты не слушаешь!» Она не могла сдержать слез. Муж решил, что обидел: «Про­ сти. Сдали нервы». Агния Борисовна участливо и пытливо поглядывала на нее: «Не нравится мне, Асенька, твой кашель». Чтобы не пугать свекровь, проби­ ралась в ванную и, открыв краны, «кашляла под аккомпанемент ж урча­ щих струй», — так она писала Томке в своих неотправленных письмах. («Ведь только дай знать этой «Дон Кихотице» — она или забросает па­ никерскими телеграммами или, чего доброго, сама примчится»). Пугало, — а вдруг позвонят из диспансера и спросят, почему это она до сих пор не легла в больницу? Вздрагивала от каждого звонка. Но из диспансера не звонили и не приходили. Каждое утро просыпалась с мыслью: «Только бы не сорваться. Толь­ ко бы дотянуть до премьеры. Юрка ничего не должен знать». Она повто­ ряла это как заклинание. В самый канун премьеры подскочила температура. Агния Борисовна растревожилась: «Вот сыграет Юрочка Гамлета, я сама займусь твоим здоровьем — покажу знакомому профессору. Он живо поднимет тебя на ноги». Ася заставила себя проглотить готовые сорваться слова: «Не под­ нимет: у меня две каверночки». Наверное, то же ощущение испытывает человек, прячущий за пазуху мину замедленного действия. И теперь, вспоминая в больнице злополучные дни, она не могла вос­ становить в памяти одного — самого главного — дня премьеры. Воз­ можно, все впечатления подавили тогда ж ажда , озноб и страх, что вот- вот раскашляется. Уму непостижимо, как она с температурой в тридцать девять градусов могла высидеть до конца спектакля, как могла кому-то улыбаться и пожимать руки, а на вопросы — «Что с вами? Вы какая- то...» — быстро отвечать: «Ничего, ничего, просто волновалась за Юр­ ку...» Снова мерцал туманный фонарь... Белели кровати...