Сибирские огни, 1964, №3

шивать кинулся, будто давно потерянное нашел. А так — ничего парень. Молодой. Забыл поругать друга Самоя — что-то очень уж темно на душе ста­ новилось и саднило будто... — Самоя! — Колька Ваныч позвал. Не отозвался Самоя, задумался глубоко. Что мог сказать Колька Ваныч? Утешить ли, пожалеть ли? Так ведь горькую правду кислой ж а ­ лостью неправды слаще не сделать... ...Плескалась у самых ног старика вода — глубокая, воронками кру­ тится. По-весеннему, вровень с берегами плещет, через каменную запру­ ду излишек шибко льется, шумит. Ладно догадались люди, старатель­ ский разрез в купальную яму переделали, в пруд. Купаются летом, лю­ бит молодежь купаться, а глубокое место где найдешь по горным реч­ кам? Давно купаются, а старый дурак думал — все нетронутое лежит, находку бережет, ждет, когда Самоя вздумает людям открыть про зо­ лото. ...Эко блестит вода, даже глаза режет, глядеть больно. ...Правду сказать, золотину тогда Барасковья нашла. Котелком за ­ черпнула в ручье, мясо варить хотела. Медведя подняли они в этом месте. Барасковья — молодая была, глупая — стреляла первой, сразу 'положила медведя. Однако шибко рассерчал тогда Самоя, крепко ру­ гался: — Пошто баба вперед мужика стреляла? Худа не накличешь ли, хозяйку гор не рассердишь ли? Сам я разве не мог бы убить этого медведя?.. Долго пели-топтались по обычаю вокруг медведя, приговаривая, что, дескать, никто не убил его: сам, на кедру лазая , упал да спину сломал, сам со скалы свалился да убился дядя медведь. Не на кого сердиться, с кем не бывает... Однако, не пропадать лее мясу, вот и возьмут его Б ар а ­ сковья да Самоя, добром помянут дядю медведя. А потом, когда разожгли костер, зачерпнула Барасковья котелком воды — ключик бил в этом месте, не замерзал ручей, — оказалась в ко­ телке золотина. Шибко напугалась — сроду золото беду за собой в тай­ гу приводило. I Самоя поначалу напугался тоже: неладная была золотина, вроде ящерицы желтой, маленькой, и глаз черный. Один глаз. Вроде кермежек Хозяина гор. ...Что делать — молодые были, темные, чему только не верили... Камлала Барасковья, духов обманывала — умела маленько кам­ лать баба. Потом велела Самое бросить золотину в промоину, откуда зачерпнула ее. И никому говорить не велела, забоялась умереть. Ловко бросил тогда золотину Самоя — в ручей камешек булькнул, в руке на­ ходка осталась! Очень хотелось Самое купить новое ружье, даже страх пересилил он. Д а и как знать было, что хуже — то ли поднять, то ли поднятый бро­ сить золотой кермежек неведомого духа. После заболела Барасковья, то ли от испуга, а может, так просто, только не купил ружья Самоя и сказать никому не сказал — спрятал золотую ящерку, много лет не тро­ гал. Тоже, правда, боялся — худа бы не сделать бабе. Перед самой войной — давно уже советская власть была — не вы­ терпел, сказал про давнюю находку геологу. Узнала старуха, опять худо стало ей. Заболела, помирать захотела, тосковала очень. Посылала ста­ рика узнать — нет, никто не копал золота в том месте. Поправилась Б а ­ расковья... ...Удивлялся Колька Ваныч Самоиной памяти, когда летели. Сам он в карту смотрел, кричал в ухо Самое: