Сибирские огни, 1964, №3

и составляет существо редкого дарова­ ния Кондратия Урманова. «В один из холодных вечеров, — рас­ сказывает писатель, — когда за окном шумел буран и мороз расписывал стекла узорами," я затопил печку и долго сидел у открытой дверки. Пламя в печи мета­ лось и напоминало мне охотничий ко­ стер. А костер увел мою мысль далеко от города, на Уень-реку, на Почтовские поймы, на Аткульские займища, на озера и болота нашей обширной Барабинской степи, в царство птиц и обновляющейся природы. Мне казалось, что я слышу шум пролетавших стай и многоголосое пенье мелких птиц». Прочитав такое признание, нам не­ трудно понять, что для Кондратия Урма­ нова само название рек, пойм, займищ таит в себе нечто неповторимо поэтиче­ ское, что сам он не просто наблюдатель, ищущий точного слова для выражения своих ощущений, а человек необыкно­ венного склада души, для которого жизнь мыслима только в согласном еди­ нении с природой. Здесь нет никакого противопоставления обществу, потому что само общество, в котором живет Кондратий Урмаров, как раз и движется к этому «согласию» с природой через ее глубочайшее познание. Истинная лю­ бовь к природе всегда рождалась из большой любви к человеку. Кондратию Урманову, как свидетельствует вся его жизнь, не к чему было бы писать о своих естественных и поэтических открытиях, если бы он не думал о будущем челове­ ка, о будущем нашего общества. Необхо­ димо подчеркнуть, что все творчество Кондратия Урманова порождено социа­ листической революцией, потому оно так человечно, содержательно, подлинно на­ родно. Возьмите совсем непритязательный, на первый взгляд, рассказ «Подруга» — лучшее произведение Кондратия Урма­ нова, раскрывающее новую грань его большого таланта. Рассказ написан на «вечную, общечеловеческую» тему — о любви. В нем нет каких-либо красот стиля зрелого художника, нет, собствен­ но, и сложного, увлекающего нас сюже­ та, рассказ словно только и держится на интимно-доверительной интонации вос- поминателя о давнем, еще не осознавае­ мом, но глубоком и искреннем чувстве дружбы-любви к девочке, до сего дня щемящем и обновляющем его душу. Но в нем живо ощущается и время, и но­ вое мировосприятие человека. Незамысловатое действие рассказа от­ носится к самому началу века, к предре­ волюционной поре. В нем рассказывает­ ся об одном не новом событии в жизни одного человека, почти ребенка. Между тем все в произведении пронизано све­ том идей гуманизма и братства народов, требованием социальной справедливости. И что еще особенно характерно — идей, зреющих в народе, идущих из его сокро­ венных глубин. Мальчик — главный герой рассказа, — разумеется, многого не понимал из того, что происходило на русской земле в год смерти Льва Толстого, которая, однако, и школьников как-то коснулась и по-своему поразила. Но он уже читал Пушкина и Горького, мог безошибочно из нелегкого опыта определить, кто пе­ ред ним — добрый или злой человек. Со­ вершенное и. бесспорное зло воплотилось для него в управляющем школы-интерна­ та для бедных крестьянских детей, в ко­ торой они не столько учились, сколько работали, чтоб удовлетворить ненасыт­ ную страсть управляющего к картам. Ко всему остальному в мире Петр Кузьмич был абсолютно безразличен и равноду­ шен. Болезнь мальчика — жесточайший ревматизм, приковавший его к постели, обеспокоил управляющего только пото­ му, что он терял лишнюю пару рабочих рук. И все-таки он имел некоторые идеи. Первая из них — выжимать из детей все, что они могут дать во вверенном ему «казной» деле. И вторая — прези­ рать всех, стоящих ниже по социально­ сословной лестнице: ребят, на него ра­ ботающих, столяра Опанаса, пастуха- киргиза с его семьей. Больной мальчик подружился с девоч­ кой Патимой, дочерью пастуха-киргиза Даскажи. Однажды «холодные, недобрые глаза» управляющего заметили их вме­ сте. «— Это что еще за дружба? — А разве нельзя? — спрашиваю я и долго гляжу на его выбритое узкое лицо с темным пятачковым шрамом на правом виске и глотаю накипающие сле­ зы. — Ну и глупый... — говорит он, видя мое волнение. —- Что у тебя, товарищей нет? Ведь она киргизушка, а ты — рус­ ский, какая же может быть дружба?.. Я молчу, гляжу в его строгие глаза и не могу унять слезы. Ведь у меня никого здесь нет, к кому бы я мог так привя­ заться, как к Патиме. Но разве ему об этом расскажешь?!» Этот жестокий урок кастово-нацио­ нальной розни не нашел отклика в душе мальчика, потому что тут же столкнул­ ся он с подлинной человечностью людей, объединенных одной бедой — угнетен­ ностью, забитостью, бедностью. Пастух Даскажи, только что вырвав­ шийся на весенний воздух из холодной и сырой землянки, увидел сразу, что мальчику плохо, и пришел к нему на по­ мощь — вынес постель на солнце, стал поить кумысом, приносить доброкачест­ венную еду. И этот, казалось бы, еди­ ничный случай в руках художника-реа- листа вырос в большое обобщение: ис­ тинный гуманизм не безразличен к тому, в какой социальной среде он возник, как и в чем проявляется, какие цели пре­ следует. А исключительную прелесть досто­ верности всему, что произошло между мальчиком и управляющим, придает 12. «Сибирские огни» Л"» 3.