Сибирские огни, 1964, №3

Задобрить Самою надо, разжалобить надо. — Э, пошто сердился, Самоя? Шутил ведь я... — Шутить-то ладно умеешь. — Эдак, эдак, — по-русски согласился кам. — А с Шатыем не вино­ ват я: во сне он ко мне приходил. Силу его велел взять, бубен велел най­ ти, камлать велел. Я как отказаться могу? Силу его взял, бубен... Бубен- то не нашел, свой изладил. Камлать маленько стал, людям помогать... — A-а, во сне-то ладно. Во сне даже украсть можно, Митына-мили- санер и то ничего не скажет. — Смеялся, что ли, Самоя? Не похоже. — И помогать людям во сне — не вспотеешь... Даже камлать если. ...Этот кам Шатый Урмалаем Крачнаковым еще недавно был. А Ур- малая того никакая работа не любила. Всю жизнь не любила, разве ви­ новат он? Охотником не стал, трудно: белку стрелять — мала больно, вдруг промажешь? Медведя стрелять—большой больно, вдруг попадешь? Рыбаком не стал тоже: на перекатах вода быстра, на плесах вода глу­ бока, рыбу не видать, куда перемет кидать? В колхозники не захотел, шибко правильно говорил: — Зачем шорцу землю ковырять, шорцы сроду охотники да ры­ баки!.. Может, шишковал бы осенью — на кедры лазить высоко, может, кан- дык да сарану копал бы весной — к земле нагибаться низко. Э, как трудно человеку, правда: на вершине горы ветер продувает, у подножья горы обутки промокают. По тайге ходить — бурелом густой, по лугам ходить — трава высока. Как не поверить человеку — плохая жизнь! Любил Урмалай Крачнаков араковать у чужих людей, любил по го­ стям ходить. Тайга велика, ходи от улуса к улусу, от деревни к дерев­ не: пока на последней заимке гостюешь — на первой забудут, когда был. Как новый гость придешь... Русских ругал, колхозы ругал, сельсовет ругал — кормить не хотят, работать заставляют. Как не понимают — без кормежки человеку жить нельзя, без работы вовсе можно! Москву, однако, не ругал — хорошую водку Москва делает. После войны всем сказал, что на русского попа учиться пойдет — крещеный все-таки. А попы, говорят, опять хорошо жить стали, никакой сельсовет на работу не гонит, за пьянку не ругает. Чего-то не выучился Урмалай на русского попа, шорским шаманом объявил себя, камлать стал. Которые даже верили маленько — всю жизнь камы были, отчего этому не камлать? Шатыем назвал себя новый кам. Правда, был раньше такой кам — старики помнят. Очень грозный был кам, богатый... Только нынешнему Шатыю-Урмалаю не повезло. Как-то захворал шибко, к русскому доктору кинулся. Русский доктор шорцем оказался, лишнюю кишку нашел у кама. Отрезал лишнюю кишку. Просмеяли кама по всей тайге — как не знал про свою кишку, почему духи не помогли?.. Вот про что думал Самоя, на гостя глядя. Чай пить перестал, труб­ ку курил. Гость все пил, сахар весь сгрыз — что гостю скажешь? Под­ бавил Самоя сахару, целую горсть. Чай пил г о с т ь — сладкий, разговор вел — горький. Про плохую жизнь разговор вел. __ Русские тайгу совсем испортили, — жаловался, — золото копали — все выкопали, железо копают — скоро все выкопают, лес пилят — скоро весь спилят... __ Может, правду говоришь, — вроде соглашался Самоя. — Золото, однако, выкопали. Железо шибко копают, лес шибко рубят. Растет лес- го, поди, а железо растет ли — кто знает? Дороги сделали, ездят. По