Сибирские огни, 1964, №3
— А я распустила волосы, мне тяжедо от шпилек. — Нет, нет, не надо поправлять. Это же врач. Ася осталась лежать так же неподвижно, устремив взгляд на причуд ливые невиданные деревья за балконом. Стволы этих деревьев неправдо подобно извивались, образовывая петли, узлы. На фоне изумрудной зеле ни — яркое пятно розового дерева. И другое дерево, тоже очень стран ное: цветы прикреплены к самим ветвям; ветви без листьев. Унизанные мелкими цветами, они кажутся мохнатыми. Это дерево называется иуди ным. Рано утром прилетала какая-то птаха. Асе она показалась синей. Села на ветку. Ветка качнулась. Повертев головкой, птичка принялась петь. Милая, простенькая мелодия, собственно, это даже не мелодия, а несколько повторяющихся переливчатых звуков, будто в серебряной тру бочке перекатывается вода. Ася боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть гостью. Умолкнув, птаха деловито почистила носиком перышки. И вот ее уже нет — толь ко ветка раскачивается, как бы свидетельствуя — птаха была, она не приснилась. Откуда-то издалека доносился глухой шум, иногда громче, иногда тише. Ася хотела спросить, что же шумит? Но стеснялась — возможно, шумит у нее в голове? Скорее бы избавиться от жара , будто все тело об ложили горячими компрессами. Начмед вошел в палату с приветливо-насмешливой улыбкой. Гром ким, самоуверенным голосом, к которому обязаны все прислушиваться, сказал: — Доброе утро, как мы себя чувствуем? — Он взял Асю за руку, стал считать пульс и тут только взглянул на нее. Улыбка на его лице исчезла, оно стало очень серьезным. Анна чуть ем врача поняла: беззащитность Аси, и ее глаза, отразившие сразу все— глухое отчаяние, робкую мольбу, сомнение и, наконец, полную отрешен ность, — не только тронули, но и потрясли Журова. Он несколько мгно вений, не отрываясь, смотрел на больную, потом опустил глаза. Его лицо менялось с каждой секундой. Удивление, жалость, смятение и какое-то чувство виновности совершенно преобразили его. Как же Анна знала это чувство беспомощной виновности! Как оно ее мучило! Что-то доброе шевельнулось в душе, и она тихонько дотрону лась до его руки. Ася, увидев стетоскоп в руках доктора, с усилием приподнялась и села. Сразу же закашлялась. Изнурительный лающий кашель сотрясал все ее хрупкое тело. Журов схватил стакан воды и подал ей. — Выпейте маленькими глотками. Постарайтесь задержать дыха ние. И снова Анна удивилась. Она считала его не способным на такие мягкие интонации. Ну и ну! — Не беспокойтесь. Ложитесь и отдыхайте. И, пожалуйста, ни о чем не беспокойтесь, — сказав это, он вышел, забыв проститься. Ася вопросительно взглянула на своего врача. — Он неплохой человек, — неожиданно для себя и для больной проговорила Анна. — Я к вам еще зайду, — пообещала она. Журов сидел у нее в кабинете, и непонятная, нежная улыбка, делав шая его несколько фатоватое лицо приятным, блуждала под усами. Анна села за стол, открыла папку с историей болезни Арсеньевой. Ждала, когда он заговорит. — Ни в какую больницу, конечно, мы эту девочку не отпустим, — сказал он. — И мы ее с вами поднимем. Хотите — союз?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2