Сибирские огни, 1964, №2
экзамена, если сдавал его честно. И потому, отвечая на недоуменный во прос Гиви о долге, Галочкин твердо сказал: — Все мы друг другу должны. Я — тебе, ты — мне, а он — нам. И вообще все люди должны друг другу, если они люди... Гиви не стал отвечать, задумался, а Мишка вдруг вспомнил, как тот рассказывал о своем доме. И усмехнулся: — С другой стороны, если бы и лишили тебя прав, тоже беды боль шой не случилось бы, а?.. Дом свой, виноградник, папа-мама с «Волгой»... — Нэт дома! — тихо, так тихо, что Галочкин еле расслышал, сказал парнишка. — Виноградныка нэт. Папы нэт. Есть сестра в ынстытуте — помогать нада!.. Он говорил это просто, как-то печально очень, так что Мишка сразу проникся к нему и доверием и каким-то особым сочувствием, для которого в Мишкиной душе всегда было место. — Чего ж тогда трепался? — наклоняясь к Гизи, спросил Галоч кин. — Зачем?.. ■; — Как прыехал, спросыли в отделэ кадров: как живешь? Сказал, плохо, смеяться стали, — так же тихо объяснил Гиви. — Зачэм, говорят, сачиняешь? У вас плохо нэ живут. У вас в Грузии всо есть. Пришлось другое говорить, чтоб нэ смэялся больше ныкто. Нычего нэт — гордость есть!.. — Не было меня там,—дотрагиваясь до руки Гиви, сказал Мишка.— Уж я бы того, кто тебя на смех поднял, не пожалел. Я после этого, ви дишь, как о тебе думал — практиковаться приехал! Оказывается, хоро ших людей все же больше, чем плохих... — Спасыбо, — негромко поблагодарил Гиви. В городе они проскочили под носом у полупустого трамвая, потом долго петляли по сонным улицам, и, наконец, самосвал остановился у пе рил железнодорожного акведука. — Знаэшь, харашо, когда всэ друг другу должны, — проговорил Ги ви. — А когда один всэм должен, а другой — ныкому? Плохо!.. — Затем и живем, чтобы таких гадов бить, — твердо сказал Мишка. Он пожал на баранке шершавую руку Гиви и хлопнул дверцей... Поезд стоял на первом пути. На перроне было пустынно. С ящиком на плече шла мороженщица в белой куртке. Солдат в новеньком обмунди ровании целовал у подножки девчонку, а рядом мамаша утирала слезы. Мишка бросился к головному вагону, решив пройти весь состав от на чала до конца, и возле одного из вагонов, уже почти рядом с паровозом, увидел троих мужчин. Они разливали вино в бумажные стаканы, и Галоч кин прошел бы мимо, не обратив на них особого внимания, если бы тот. что стоял к нему спиной, не показался ему знакомым. Торопливо проходя обратно, Мишка взглянул на него и встретился взглядом с Нестеренкой. — Уезжаю, мил человек! — сказал Нестеренко, радостно улыбаясь. — Куда это? — На новую стройку, в Шорню. Кадры там нужны, приглашают. Так что если тут не понравится — приезжай, место будет! В другое время Галочкин наверняка нашел бы, что сказать, но сей час он только смерил его взглядом, как будто прицениваясь напоследок, и, отвернувшись, быстро пошел вдоль вагонов. Люди за окнами, торопясь, пили вино, раскладывали матрацы, запи хивали вниз чемоданы, и, разглядывая эту дорожную жизнь, которая должна была отнять у него Тоню, он шел дальше, все больше волнуясь, что не увидит ее... Тоня сидела у окна и смотрела на него, на Мишку, но, кажется, не узнавала его. Он помахал рукой, но она даже не пошевелила бровью, и
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2