Сибирские огни, 1964, №2

— Напьются и ходят! — философски сказал художник. Ткнул кисть в баночку, взял Мишку за рукав и деликатно повел из мастерской. Дверь захлопнулась, и последнее, что Мишка увидел, был осуждаю­ щий взгляд того незнакомого передовика, который стоял первым среди тридцати остальных... — Ну история, — проговорил Галочкин. Безмолвно трясся от хохота Женька. — Не поняли тебя?.. — Не поняли! Галочкин еще раз оглянулся на красиво написанную вывеску, и они с Женькой поспешили подальше от двери. — Как блины печет, во работа!.. — Не говори... Потом они постояли в курилке, и Галочкин все качал головой и раз­ водил руками, а Женька хихикал и говорил, что не хотел бы он попасть в передовики: размалюют так, что и родная мама не узнает. — Икона!.. — снова развел руками Галочкин. — Да, а ты ли это? — спросил Женька, как будто сомневаясь, но Мишка не поддался на провокацию: — Нет, тут без обмана — я... Они уже пробирались в зал, но вдруг у самых дверей Галочкина ок­ ликнули: — Михаил, на секундочку. Он оглянулся и увидел Жукову. Мишка подошел к ней вместе с По­ таповым, но Лариса сказала: — Подождите, Женя... У нас тут секреты... Женька заторопился в зал занимать места, и Лариса спросила Га- лочкина: — Как съездил, Мишка?.. Она впервые назвала его на «ты», и Галочкин невольно подумал: вот теперь-то мы вроде бы друзья. Без всяких интеллигентских штучек. — Ничего, — сказал Галочкин. — Орлов привез — загляденье... — Ты извини меня, Мишка... Я уже забегала к вам, апотом решила, что ты здесь... Шла из дому и встретила Тоню... Она уезжает, теперь уже на вокзале. Поезд уходит в одиннадцать тридцать... Совсем уезжает, по­ нимаешь?! И застучала в зал каблучками. Галочкин медленно пошел за нею вслед, пошел тяжело, как будто брел против невидимого глазу течения, которое толкало его назад. Ему показалось вдруг, что сердце у него перестало биться и словно кто-то взял его в пятерню, взял и не хочет отпускать. Он сел рядом с Женькой и вытер ладонью лоб. — Чего еще? — поинтересовался Потапов. — Так, — выдОХнул Мишка. — Ничего... Но кто-то разжал пятерню, и Мишкино сердце вырвалось, выпрыгну­ ло и застучало часто и громко. Ничего?.. А то, что уедет Тоня?.. Ничего?! Но кто она тебе? Да время ли в этом разбираться! Уедет — век себе не простишь!.. Открыли занавес, и на сцену вышел и что-то сказал толстый конфе­ рансье в лакированных ботинках. Мишка ничего не слышал, и даже смех в зале долетал до него как бы издалека. Галочкин сидел, прислушиваясь к стуку своего сердца, и оно стучало все громче — невыносимо громко. Так оно до этого никогда не стучало. Казалось, не будет странным, если с соседнего ряда кто-нибудь повернет­ ся и спросит Галочкина: «В чем дело, парень?»