Сибирские огни, 1964, №2
в сереньком, неброском калейдоскопе. И когда в одной из комнаток присели на скамью-экспонат (ветхая скамья обидчиво скрипнула), мы разочарованно пере глянулись. Н-да! Теперь остается выслушать сугубо академичную лекцию по ар хеологии (Липский уже несколько раз «закрутил» пугающе-недоступиые фразы о «динлинах», «тагаре» и т. п.) и после этого вежливо раскланяться. — Знаете, Альберт Николаевич,— взмолились мы,— нам, в сущности-то, хочется узнать очень немного. Что там, в этих курганах, зачем и откуда плиты? — Если бы я знал, что там, во всех этих курганах! Если бы я мог это узнать! — быстро и горячо ответил Липский.—Известно ли вам, дорогие мои пу тешественники, что каждая третья раскопка дает новый материал! Каждая третья! Он смотрел на нас торжествующе, прямо-таки восторженно. Мы осторож но, ощупью, ввиду полнейшей нашей некомпетентности в археологии, ставили вопросы. Липский отшучивался, иронически, но совсем не обидно. Неожиданно он предложил: — Пойдемте-ка, друзья, к моим богам! Мы встрепенулись. Кажется, старик решил с нами разговориться. Штур- ман бодро подхватил пару стульев, но Липский тут же отобрал у него один, за метив с ударением: — Мне еще семьдесят два года, а не уже семьдесят два! И мы прошествовали во двор, к каменным плитам, неся каждый по стулу. Сели друг против друга, и показалось, плиты придвинулись к нам поближе, насторожив свои каменные уши. Мы сидели до поздней ночи, а потом снова собрались здесь же назавтра днем и опять разошлись в сумерках, когда на небе уже во всю ивановскую раз- мигались подгулявшие звезды. Мы уносились черт-те знает в какие немыслимые дали веков и возвращались в сегодняшний день. Вел нас седоволосый человек с лицом, иссеченным морщинами. Время выбило у него на лице морщины, сухие и жесткие. Как трещины на каменных плитах в степи... Потому что всю жизнь секли этого человека дожди, била поземка, норовили скрутить злые морозы, а он выстоял против них. Выдюжил! Выдюжил! Дорогой читатель, ждешь ты от нас, конечно, рассказа о тайне курганов. Потерпи. Узнай сперва о человеке, озаренном и несгибаемом, о труде его, неприметном и несерьезном с точки зрения обывателя, о труде, который этот одержимый человек превратил в подвиг своей жизни. А там и тайна курга нов прояснится... В середине тридцатых годов старший научный сотрудник Ленинградского института этнографии Альберт Николаевич Липский возглавил экспедицию, ко торая уехала на берега Амура. Вскоре академик Иван Иванович Мещанинов с удовлетворением слушал отчет о работе экспедиции. Бронзоволицый, задубелый на амурских ветрах Липский докладывал суховато, сдержанно. И за этой сдер жанностью, осторожной оценкой собранных наблюдений Мещанинов видел по черк истого исследователя, неторопливого, скуповатого накопителя фактов. — Продолжайте сбор материала,— сказал тогда академик.— За судьбу еашей экспедиции я спокоен. Окрыленный Липский вернулся на Амур. Вернулся, хотя и знал, что волна за волной катятся по стране аресты и что кое-кто из знакомых уже взят... Во всю разгулялось недоброе время ежовщины. Но трудно было поверить, что под стерегает и тебя беда. Ведь ты ни в чем, абсолютно ни в чем не виноват, ты жил честно, открыто. Если кого-то и арестовывают, значит, в чем-то они замешаны... Не один Липский рассуждал так в те годы... Его забрали сразу же, как только он вернулся на Амур. Обвинение? Шпион английский, японский, немецкий... Все эти годы в заключении кажутся сейчас сном. Тяжелым, нелепым, ком- марным... Надо было тогда устоять, не сломаться. Устоять помогали воспоминания. О том, как в юности мечтал путешество
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2