Сибирские огни, 1964, №2

Только ни одна из них не была здесь похожа на другую. Они все были разные. И они ничего, ни словечка нам не говорили. Как и там, в степи. Сторожиха музея неслышно кралась к нам с хворостиной в руке, словно мы были курицами в ее огороде. Мы тотчас же напустили на свои лица смирение. Мы готовы были каяться. Капитан старался отвести грозу тонкой лестью: — Какая чистота во дворе! Поразительно! Чище, чем у иных дома! — тут он сделал вид, что только что заметил сторожиху.— Скажите, пожалуйста, а что, музей сегодня не работает? — Не работает,— сухо заверила сторожиха. — Экая досада! А поезд уходит сегодня ночью... Ничего не попишешь.' Жаль. Очень жаль! И Капитан споро зашагал к выходу, деловито натягивая знаменитые свои перчатки с раструбами. В следующий момент он просто не поверил своим ушам. У него за спиной весело хохотали: могуче заливался Штурман и тихо журчала сторожиха. — Машину-то свою — ох-ха-ха-ха!.. на поезде повезете или мне оставите? Горе мне с вами! Не даете человеку покоя. Ну, да он человек-то такой — узнает, что вас прогнала, мне же и попадет. Пойду, позвоню ему. — Кому? — Да Альберту Николаевичу! Липскому, кому же еще! Гляжу, шибко вы камнями интересуетесь... —• Очень интересуемся! Сторожиха ушла звонить по телефону. Неожиданный оборот дела радовал нас прежде всего тем, что сберегал нам день. Мелькнула было мысль, что не сле­ довало бы беспокоить человека в его выходной, да мысль эта была запоздалой и робкой. Вернулась сторожиха. Сказала, как само собой должное быть: — Сейчас придет. Он тут недалече живет. Ждали. Молчали. С тайной надеждой косились на плиты. Сторожиха гляну­ ла на нас почему-то с обидой. Посуровела лицом. — Легко человек живет. Озаренно... Потянулись мы было за блокнотами, но тут же одернули друг друга жестки­ ми взглядами. — ...не в том легко, что там хоромы у него, достаток, радостей невпроворот. Так-то ежели мерить — бедненько он живет, неудачно. А иначе взглянуть — ему уже за семьдесят, а он у нас тут самый молодой! Душой своей... Помню, пришел в Абакан в войну-то... Ну что только было на нем и все тут! Сказывали, из лаге­ ря освободился... Эх, неплохо бы нам было еще послушать сторожиху, но... скрипнула калитка, и к нам зашагал, энергично и твердо ступая, крупноголовый седоволосый чело­ век. Был он коренаст, плотен. Руки пожал крепко, от души. Видно, Альберт Ни­ колаевич слышал последние слова сторожихи, потому что заметил вместо привет­ ствия: — Это верно. Был такой кусок жизни — за колючей проволокой... Сказал он это без бравады и без горечи, знаете, этаким сухим протоколь­ ным тоном. Потом, во время беседы поздно вечером, он один-единственный раз не выдержал и, торопливо отвернувшись, закрыл платком глаза. Это было страш­ но — слышать его сухие всхлипывания и молча смотреть себе под ноги, потому что любые слова тут бесполезны, не нужны. Но это было потом. А пока, в первые минуты знакомства Липский показался нам суховато-кор­ ректным, академичным старичком. Хотя это и не вязалось с его внешним обли­ ком. Был он в поношенном, но опрятном пиджаке, в брюках галифе и начищенных сапогах. Альберт Николаевич пригласил нас в музей. Прошлись по залам-комнаткам. Было их немного, залов-комнаток, всего три или четыре. Самую большую зани­ мал отдел археологии. Ни за что наш взгляд не зацепился, то-се мелькнуло, как