Сибирские огни, 1964, №2
«не клевал». Тогда он обходным путем сполз в траншею, забрался на бру ствер и краешком глаза осмотрел местность перед нею. Справа, метрах в пятнадцати, на поверхности бугра, круто спадающе го вниз, виднелась большая воронка, образовавшаяся от разрыва тяжело го снаряда. Надо было отвлечь внимание немецкого снайпера на себя. По просьбе Номоконова, солдаты вынули из подбрустверной ниши два ко ротеньких бревна, напялили на них телогрейки, застегнули и, по команде, в разных местах скатили вниз. Немец не успел выстрелить в человека, покатившегося к воронке, одновременно с чучелами, но, несомненно, уви дел его. — Теперь стреляй, фашист! — упал Номоконов. Передохнув, он отполз на край ямы и быстро установил там свою винтовку. Приклад уперся в твердую землю, шнур был с собой, а колышек нашелся. Солдат отполз на другой край воронки, чуть приподнялся, при ставил к глазам бинокль, навел на крышу сарая и дернул шнур. Не слышал Номоконов своего демонстративного выстрела — глаза ■увидели крошечную молнию, блеснувшую на крыше чердака. Она засве тилась как раз в том месте, где не хватало нескольких досок. Немец отве тил выстрелом на выстрел: возле дула винтовки рассыпался, задымил •легкой пылью комочек земли. — Ладно стреляешь, — мысленно похвалил противника Номоконов. — Смелый. Выждав с минуту, он осторожно потянул за шнур, подтащил винтов ку к себе и, сунув в рот холодную трубку, немного полежал. Теперь все решал один выстрел, и надо было успокоить торопливое биение сердца. Потихоньку, сантиметр за сантиметром, стал выдвигать свою винтов ку Номоконов. Можно было стрелять. Мушка закрыла половину черного проема на крыше чердака, замерла. Вдруг что-то тупо ударило по лицу, оглушило. Номоконов приник к земле, ощупал щеку и сполз на дно воронки. Метко стрелял немец — заветную трубку выбил изо рта. Еще чуть- чуть и... Вот она, смерть-то, как близко пролетела! Звенело в ушах, с губ сочилась кровь. Номоконов, вытирая рот, отодвинулся, быстро приподнял ся и, наведя мушку на проем в чердаке, чуть подсвеченный лучами за ходившего солнца, выстрелил. Пуля смертельно ранила врага. Цепляясь за доски, он появился в проеме, встал в рост, выпустил из рук винтовку и, на виду у всех, кто сле дил за поединком, рухнул вниз. Номоконов дважды выстрелил в немецко го снайпера — для верности, уже в неподвижного, и прислонил гудящую ¡голову к холодной земле. Расслабились мышцы, исчезало невыносимо тяжелое напряжение, обручами сковавшее тело в минуты короткого, очень опасного поединка. Одним фашистом меньше. Но нет и трубки — бесценного отцовского по дарка. Из душистого и крепкого как камень корня вереска выточил ее Д а нила Иванович Номоконов, охотник-следопыт, один из первых членов та ежной коммуны «Заря новой жизни». Потом уже в колхозе, когда распу стили охотничью бригаду, отпросился старик в тайгу, чтобы прожить там остаток своих дней. Вот тогда сунул он сыну новенькую трубку. — Береги, Семен. Может, ты и научишься ходить за плугом, водить трактор, а мне поздно. В тайге родился, на охоте и умру. Ушел с дробовым ружьем. И умер зимой в чуме, который поставил в глухом урочище. Десятка три белок было у семидесятилётнего старика и шкурка соболя. С честью закончил Данила Иванович свой последний сезон. Трубка... Это все, что осталось в наследство от отца. Берег ее Номо конов, хранил в заветном месте. А поехал на фронт — взял с собой, обку
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2