Сибирские огни, 1964, №1
— Хорошая картина? — Картина хорошая, да звук плохой... Не мила мне никакая карти на, дома каждый вечер бесплатный концерт. Люди идут домой с рабо ты — радуются, а я — как в ад иду!.. Я вышел на улицу и сел на бревнах, сложенных под окном. Ветра не было, ночь притаила дыхание, темный воздух спал, но в огороде, в подсолнечниках, слышались непонятные, сдержанные шоро хи. Что там? Мышь пробежала и потревожила сонную траву? Или капля росы скатилась с листа и шлепнулась о нижний лист? В сарайчике пропел петух, сначала похлопав крыльями, как водит ся. Вслед за ним проголосил молодой петушок, коротко, хрипло, и на ку-ка-реку непохоже, но, видимо, остался доволен. Еще бы! Три месяца назад он был не петушок, а яичко, а теперь... вот какие достижения! Напротив нашей злополучной избы, через'дорогу, наискосок, сидела у забора парочка, слившись в темное пятно, слышался громкий шепог, изредка прерываемый хихиканьем. Но вдруг влюбленные вскочили, мет нулись в разные стороны, как тени, и растаяли во мгле. На бревно, там, где они только что сидели, с большим опозданием обрушилась сухая звонкая палка. Залаяли собаки, и от бревна заковылял в конец деревни человек на костылях... Вскоре после этого, тоже ночью, когда Мы уже легли спать, собрал ся дождь. От первого удара грома дом наш вздрогнул, на крышу сеней посыпались, словно орехи, первые капли, потом все прекратилось, затих ло на несколько секунд — и навалился густой, тяжелый ливень. — Ну, — сказал Сергей, — промочит наше сено. Старым копнам ничего не сделается, они осадку дали, а молодые до середки пробьет. Придется растаскивать копны, сушить. Молнии вспыхивали одна за другой, на горизонте беспрерывно по являлась черная зубчатая полоса леса, исчезала и вновь обрисовыва лась четко; улица, эта корытообразная унавоженная улица преврати лась в озеро, поплыла; овцы, наверное, разбежались по дворам... И вот, потекло с потолка. Мы вскочили и свернули постели. Пол, как на грех, плотный, слой воды на нем на вершок. Евдокия сидела в углу, накрывшись плащом, и была рада, что мо лодых мочит, а молодые — на кровати радовались, что ее мочит, — словом, все были довольны, если не принимать в расчет нас, кварти рантов. «Врешь!» — думала, наверное, Евдокия. — Помучаешься — сдела ешь крышу!» «Врешь! — думал, видимо, Димка. — Помучаешься — перепишешь дом на меня, а тогда и крыша будет!» * * * Мы уезжали с островка уже в начале сентября, когда на жесткую, загрубевшую, металлически звенящую на ветру осоку оседала осенняя ржавчина, и листья на молоденьких осинках стали красными, как яблоки. Через три года нам пришлось опять ехать косить на островок. Де ревни Луговой мы уже не нашли. Время смахнуло ее с лица земли, смах нуло и распахало это унавоженное место, засеяло пшеницей. Ох н гу стая пшеница выросла! Одно удивило нас: там, где был двор Евдокии, земля почему-то не распахана, или распахана, да не засеяна и заросла крапивой, чертополохом, полынью. Старичка-рыболова мы увидели там же, на болоте, на долбленой лодочке. Он выбирал сети из ленивой воды и вытряхивал ленивых кгра-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2