Сибирские огни, 1964, №1

Он, конечно, не понимает, что попал в самую точку: ведь по-разному можно ее произнести, фамилию, и услышать можно тоже по-разному. Слышал Мишка свою фамилию, когда его отчитывали, когда над ним посмеивались, когда говорили о нем со страхом, со злостью или с обидой. А так, чтоб в фамилии душа ее была, •— слышит, пожалуй, впервые. Потому-то и выглядит он чуть растерянным. И скрыть это хочет. — Ну, как? — опрашивает грубовато. — Возьмут меня в артель костыльным мастером?.. Как будто от Женькиного ответа многое зависит. Но и этого ничего не видит Женька. Потом поймет. А пока ему — восемнадцать... ■— Возьмут, — говорит он радостно и вертится на костылях, — вот, мол, смотри сам. — Как министр устроился. Не прорвешься... — Значит, это ты — компот?.. Сигареты, да?.. — Ну, я... Так что?.. — Ничего, что ты... На свои не покупай, возьми у Шарфа, — торо­ пится Ж&нька, — десятку, Галочкин, он мне должен... — Шарф?.. Ну его к богу... Они теперь с Королевым в котельной — не слышал? Кочегарят... Женька переставил костыли, переступил зачем-то. Спросил осто­ рожно: — После того?.. — Не знаю, — нехотя сказал Галочкин. — Ушли, да и все... Лучше говорят, быть статным лентяем, чем горбатым ударником. Зима, сам по­ нимаешь. Там-то тепло. С Королем вроде мы не ссорились, он и меня звал, сейчас туда с любого производства отпускают. — А ты '— не пошел? — Что я — дешевка? У меня ж профессия... — Так и у Бориса... — Ну, не знаю, — Галочкин махнул рукой и показал Женьке на ска­ мейку. — Садись, что ли... Чего стоим? Закурили, помолчали. — А ты хочешь — ударником, да, Галочкин? — опросил Женька. Галочкин удивился. — Я? А зачем?.. Мимо прошли две молоденькие девчонки в халатиках. Посмотрели на Галочкина, на Женьку. Потапов запахнул на груди полосатую пижаму. — Врачихи? — спросил Галочкин. — Из терапевтического... — Ну ничего, полежишь, потом снова бегать будешь... — Конечно, ничего, — сказал Женька. ...Вечером Потапов лежал на кровати, скучал. Потому, что ему очень хотелось поговорить, а поговорить было не с кем • двое все играли в шашки, третий болел, ждал своей очереди. И Женька томился. Раньше он считал, что говорить между собой — это рассказывать друг другу анекдоты или другие смешные истории, какие с кем приключа­ лись. Или — на крайний случай — рассуждать, где какие заработки и что рано жениться не стоит. А теперь Женьке хотелось почему-то других разговоров. Он долго смотрел на костыли, прислоненные к спинке кровати, потом взял один и подвинулся на край.