Сибирские огни, 1964, №1

ли? И что, если бы кто-нибудь из них встретил Женьку на улице, дал по шее или нет? Наверное, нет. Идет, скажем, по улице монтажник и видит Женьку. Подходит, что­ бы рассчитаться за кабель, и вдруг замечает, что Женька на костылях. — Что это с тобой, браток? — спрашивает монтажник, и в глазах у него испуг. — На производстве? — А ты думал? — небрежно отвечает Женька. — Винтообразный перелом малой берцовой... Но когда нога начинала так ныть, что Женька ясно представлял себе этот самый винтообразный перелом, мысли к нему приходили мрачные., И чего он, Женька, такой невезучий? Вот никто другой под плиту не попал, а он попал. Правда, ни у кого не было таких сапог, у которых подошва стерта до толщины газетного листа и которые скользят даже сами по себе. Хо­ рошо, что он успел еще вовремя отползти, а то, чего доброго, голову при­ давило бы. Нет, не везучий Женька, совсем не везучий. Родителей своих он не помнит. Жил в детском доме, а потом забрала его к себе троюродная тетка. Семья у тетки была большая и не очень обеспеченная. Женьке скоро надоели попреки, и он перешел в общежи­ тие «Метростроя». Перед тем, как ехать в Сибирь, он купил билет на электричку (подъемные уже выдали, отчего ж не купить?) и съездил к тетке. Та повздыхала, попробовала пустить слезу. На прощанье сказала г — Будет плохо — возвращайся... Дом он и есть дом... А где у Женьки дом-то? Была у собаки хата, да сгорела во время дождика. Лежать надоедало, Женька переставлял впереди себя табурет, пры­ гал к окну и подолгу смотрел на улицу. Днем в поселке было безлюдно. Только возились невдалеке пацаны, строили снежную крепость. Оне­ гу навалило много, и они, параллельно поставив доски, лопатами разби­ рали сугробы и укладывали их в стенки. Ночью кто-то обязательно ломал крепость, но утром пацаны появля­ лись снова и начинали все сначала. Женька наблюдал за ними каждый раз и глубокомысленно говорил: — Сказано, стройка... Опалубку выставляют, черти... Я так просто лепил и всё... Никто на его речи не отзывался. Кроме Женьки, в палате лежали трое пожилых мужчин. Все они были худые и заросшие, целыми днями дулись в шашки на высадку и молчали. В первый же вечер в палате появилась сестра: — Кто Потапов? К вам пришли, ждут там внизу... Потапов смог только сесть на кровати. Один из этих троих, высокий с перевязанной рукой, молча посмотрел на Женьку и пошел к двери. — Скажите, я бы вышел, да костылей нет во всей больнице, — бро­ сил ему вслед Женька. Высокий вернулся очень скоро. Здоровой рукой он прижимал к груди какие-то баночки и свертки. Высыпал все это на одеяло рядом с Женькой: — Как министр, говорит, устроился... Даже не допускают до тебя... — А кто приходил? — спросил Женька. — Бог его знает. На, говорит, отдай Потапову, и пошел... — И записки не передал? — допытывался Женька. — Не передал...