Сибирские огни, 1964, №1
Самосвал медленно пробуксовывает мимо серого от дождей тепляка и останавливается перед болотом, за которым у недостроенного здания возле груды мокрого кирпича копошится бригада. — Тэперь что прыкажешь? — спрашивает парнишка, и Галочкив грязной ладонью режет наискосок. — От так бери, прорвемся... Сзади корпус опоясывает траншея, с одного из торцов — тоже. Пе ред объектом более или менее приличную дорогу завалили монтажники. Неизвестно, что они будут делать, но лежит гора металла — ни пройти, ни проехать. Так что это — единственный путь. Самосвал сползает в болото, гонит перед собой мутный бурун, потом останавливается, как будто вода показалась машине чересчур холодной, пятится назад. — Ну, чего, чего ты? — начинает волноваться Галочкин. — Можно проехать же, не трясись только... — Ты думаешь, это — вэртолет, дарагой? — спрашивает парнишка приподнимаясь за баранкой и вглядываясь в болото, но Мишка трогает его за рукав: — Ничего я не думаю... Только надо проехать, а? Сделай, друг. Метр, потом два, три. Мишка видит, как, подрагивая, расходятся из- под машины упругие круги с зеленоватыми бензиновыми пятнышками на гребнях, бесшумно выплескиваются на противоположный берег. Еще метр, еще один — стоп! Левое колесо схватила выбоина. — Тэперь что? — горячится шофер и, как Мишка, режет ладонью.— От так или от так, дарагой?.. — Дуй прямо, — внушительно говорит Галочкин. — С утра пить' врэдно!.. — Дуй, говорю!.. Еще два — три метра; кабина резко кренится влево, и Мишка ва лится на шофера. Тот отталкивает его согнутым локтем, и, еще не совсем приподнявшись, Мишка чувствует, как водитель рывком включает з а д нюю скорость. — Подожди-ка, — говорит Мишка спокойно. — Втыкай первую. — Он кладет ладонь на тонкую руку шофера, но парнишка выхватывает ру ку и вертит пальцем около черного с завитками виска, показывая, что мозги у Галочкина набекрень: — Н-нэхорошо!! — Что нехорошо? — спрашивает Мишка тихо, так тихо, что его не слышно за прерывистым стоном мотора. — Что нехорошо? — еще раз громче спрашивает Галочкин и чувствует, как всё в нем закипает, как на чинают подрагивать руки. И вдруг, будто внутри у Мишки повернули ручку громкоговорителя, вся злость, скопленная за тоскливые дни без делья, прорвалась сквозь невидимый заслон: — Ты сюда практиковаться приехал, гад?.. А ну мотай из-за баранки!.. Скрипнули пружины сиденья, и, прижимая шофера к дверце, Галоч кин мельком увидел в зеркальце над баранкой свое перекошенное зло стью лицо: сузившиеся глаза, твердые скулы, шрам через бровь, уходя щий под кепку. «Я б тебе пятнадцать суток дав-ал за одну только рожу, когда ты лаешься», — пронеслось в голове сказанное еще давно кем-то из его старых бригадиров. Но сейчас Галочкину не до размышлений. Он резко вскидывает плечо, и шофер привстает в кабине, согнувшись, шарит ручку на дворце и бормочет растерянно: — Граз, панымаешь... Куда в граз?.. Дверца, скрипя, распахивается, парнишка бестолково топчется на подножке, пытаясь что-то объяснить Галочкину, но тот рвет дверцу на себя.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2