Сибирские огни, 1964, №1

реакторов, упакованных в белую жесть труб в два обхвата, приглушенно гудя­ щих насосов —- и никто не появляется. Еще несколько дней назад меня чрезвычайно удивило бы такое «безответст­ венное» отношение к механизмам. Но теперь я успел кое в чем разобраться и знаю, что реакция, протекающая под сильнейшим давлением в 165 атмосфер, идет успешно и кажущаяся заброшенность на самом деле подчеркивает спокой­ ствие. Сам «хозяин» участка старший аппаратчик Дмитрий Ковалев — наверху, на пульте управления. И хотя от агрегатов его отделяют кирпичные стены, отсюда ему «виднее», что творится в накрепко закрученных стальными болтами реакто­ рах. Стрелки приборов воссоздают перед ним полную картину происходящего за непроницаемой броней труб и аппаратов. Натура у Ковалева необычайно подвижная. Подвижность эта сказывается и в манере разговаривать, обязательно жестикулируя при этом, и во всей его склад­ ной высокой фигуре, более подходящей спортсмену-прыгуну, чем аппаратчику, принужденному проводить свое рабочее время, сидя за пультом или неторопливо- расхаживая вдоль щита, на котором то и дело вспыхивают огненные точечки да перья-стрелки неутомимо вычерчивают прямые и кривые линии. И мне кажется почему-то, что такая вот работа ему в тягость, что если я- спрошу его об этом, он разведет своими длинными руками и, вздохнув, скажет: «Что поделаешь! Так уж сложилась судьба». Но я ошибался. Я обратил внимание на внешние проявления характера, но не сразу заметил подвижность его живых выразительных глаз. Они говорили как раз об обратном. Дмитрий Ковалев работает в химии с девятнадцати лет — сейчас ему три­ дцать три. Начинал на азотно-туковом заводе. — Там, — сознается, — верно, скучновато было. Больно уж просто... Что такое электролиз, знаете? Ванны, анод, катод... Все на виду. И ты только как наблюдатель стоишь. А здесь другое... Здесь работа тонкая, ювелирная, можно сказать. На полном пределе катализатор держать — внимание особое требуется. И думать надо, соображать... Вот в чем, оказывается, суть подвижности натуры Ковалева. Не в жестах, не в складе фигуры, а во внутренней силе, которой всегда не хватало широты, простора, той самой тонкости ювелирной в работе, когда чувствуешь себя не на­ блюдателем, а творцом. Вот почему он воспользовался постановлением, запрещающим администра­ ции предприятий задерживать на работе тех, кто хочет идти на важнейшие строй­ ки химической промышленности, и с завода, где ходил в числе лучших мастеров своего дела, в морозный день января шестьдесят первого года ушел на строи­ тельство комплекса капролактама. Он никогда не держал топора — разве что дров наколоть. А тут стал плот­ ником. Потому что строительству плотники нужны были позарез. Обучился, и ничего — выходило. По четвертому разряду работал. Сейчас смеется: — Выгонят из химии — плотником могу идти. Или стекольщиком. Мы вот 981-й корпус за три смены остеклили, потому как срочно надо было сделать эту работу, а кроме нас некому было. Сутки не уходили с участка. В срок сдали. На «хорошо» у нас приняли. Помнишь, Виктор? * Вопрос относился к его соседу по пульту — старшему аппаратчику Виктору Коневу, который как бы принимал своеобразную химическую эстафету от Кова­ лева и вел процесс дальше. -— Еще бы не помнить! По внешнему облику Виктор был полной противоположностью Ковалеву.. Почти ниже на голову, но куда шире в плечах. Плотный, сбитый, с монгольского типа лицом. Говорит торопливо, как бы стреляя словами. Первая профессия у Виктора была горняцкая. Он закончил горный техникум» работал на шахте мастером,— не каждого выпускника ставят на эту должность, -

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2