Сибирские огни, 1964, №1

отключив какой-то насос и занявшись красными да синими кнопками... Промедли он немного — и вакуум упал бы значительно ниже... Когда же путем всевозможных комбинаций с кнопками, с большими и ма­ ленькими вентилями насосов вакуум был восстановлен и стрелка контрольно-из­ мерительного прибора заняла нормальное положение, я спросил, какую опасность для производства представлял этот случай. — Опасности, как таковой, не было, — сказал Леонид. И добавил с горе­ чью: — Но ведь сами видели — почти полчаса потеряли. А за это время мы по­ лучили бы не один килограмм капролактама. И Алла Голубева, и Леонид Мархель, и все остальные капролактамовцы не просто знают, они внутренне ощущают цену каждой потерянной минуты, каждого вытекшего литра жидкого лактама. И не будь этого ощущения, этого чувства от­ ветственности, они вряд ли справились бы со своими обязательствами. А они справляются. Идут, как говорится, на уровне взятых обязательств. 1100 тонн! Не каждый может реально представить себе эту цифру. Поэтому для нагляд­ ности я приведу небольшой пример: из одной тонны капролактама можно изгото­ вить тканей столько же, сколько из шерсти, полученной от годового настрига с трехсот-четырехсот породистых овец. Дать сверх плана 1100 тонн капролактама невероятно трудно, потому что комплекс капролактама не совсем обычен и будни его напряженнее .и суровее, чем, к примеру, на шахте или металлургическом заводе. На одном из участков цеха, где получают водный раствор гидроксиламин- сульфата, я обратил внимание на группу людей, склонившихся над обычной для меня, ничем, так сказать, не выдающейся трубой. Слышно было, как в трубе что- то клокотало и булькало. Здесь во всех трубах, если прислушаться, что-то кло­ кочет и булькает. В центре группы находится механик производства Виктор Иванович Паш- нин, с которым я уже был знаком. Тогда, при первой, «кабинетной» встрече, я почувствовал в нем характер спокойного, уравновешенного человека, хорошо зна­ ющего что и к чему. И эта уравновешенность показалась мне вполне закономер­ ной. Виктор Иванович — один из «старичков». Ни много ни мало — двадцать восемь лет проработал он уже на химических предприятиях Кемерова. Ему зна­ ком каждый винтик на азотно-туковом заводе, он в числе первых пришел на Но­ во-Кемеровский химкомбинат, когда комбината, в сущности, еще не было — было лишь поле, поросшее бурьяном, да горы поступившего «со всего света» оборудо­ вания. Он первым из механиков вскрывал плотно сбитые ящики с аппаратами и моторами, изготовленными за рубежом, и природное чутье русского умельца не­ редко выручало его, когда тот или иной агрегат вдруг начинал артачиться и ни в какую не хотел выполнять «возложенные» на него обязанности. И аппараты, предназначенные для капролактама, Виктор Иванович увидел тоже первым — по заданию дирекции он придирчиво принимал их в качестве одного из членов ко­ миссии. И трудно, казалось бы, удивить или тем более смутить чем-нибудь Викто­ ра Ивановича, что касалось химического оборудования. А вот сейчас Пашнин был явно смущен. Он то поглаживал шершавой ладо­ нью округлый, со шрамом военных лет, подбородок, то лез зачем-то в карман тол­ стой суконной куртки, но ничего оттуда не вынимал, то взволнованно принимался доказывать что-то рослому парню, державшему в руке тяжелый гаечный ключ так, словно вот-вот начнется смертоубийственная драка и он приготовился поспе­ шить на выручку товарищей. Позже я спросил у Пашнина, что произошло. — Коррозия, — негромко ответил Виктор Иванович. Честное слово, от тона, каким было сказано одно это слово, у меня по спине пробежали мурашки. Так еще произносят «смерть» или «война».