Сибирские огни, 1964, №1
метки. Шаманить теперь зачем? Когда в семье Номоконова умер и тре тий ребенок — он решил пригласить к себе в чум шамана. Далеко за ним ходил, на север. Приехал на оленях жирный человек, прыгал-пля- сал, деньги брал, водку пил и сказал, что не будет уже горя в семье. Еще трое детей умерли! Еще трое шаманов деньги брали и плясали! А вот Владимир-первый уцелел: русский врач выходил его, помог. Влади- мир-второй тоже легко перенес скарлатину. А Пронька и в больницу не пошел. Дали парнишке порошков, сделали укол, и пропал жар, который уносил детей в могилу. С тех пор прочь гнал Номоконов всяких шама нов и не слушал их речей. Фашисты — все равно что звери. Таежный человек, никогда не стре лявший из боевой винтовки, увидел их такими. Вредных зверей надо уби вать в любое время. Еще один секрет слушай, лейтенант. На оружии у тунгусов из рода хамнеганов ведется и такой счет. Маленькими точками на прикладе, в кружок, отмечают они убитых волков. Так велит закон тайги: один патрон остался, сохатый на мушке, а увидел волка — его стреляй. Это самый вредный зверь, сильный и хищный, вечно голодный и жестокий. Изюбрей и коз выгоняет на лед, молодняк травит, птенцов жрет. А людям как вредит? Хоть русским, хоть эвенкам или бурятам. К домам и юртам подбегает, оленей давит, овец, коров. Не сожрет, не уне сет, кровью захлебывается, а все одно режет. Совсем бешеные есть — слюну по улицам бросают, в дома к ребятишкам лезут. — И много вы перебили волков? — Хвалили, —сказал Номоконов.— Которые уцелели, туда ушли, на север. Да мало кто ушел, самые умные разве... А теперь вот здесь... Надо без пощады бить фашистских захватчиков — совсем бешеных и ди ких зверей. Только так вернешь мир, только после борьбы вернется доро гое время. Приедет Номоконов в село, и люди, которые провожали его на фронт, обязательно спросят: а сколько фашистских зверей завалил охотник, которому еще в далекие годы детства дали прозвище «Глаз коршуна»? Казенную винтовку нельзя портить. Да и отобрать ее могут, заменить. Вот вчера я опять разжег костерик, раскалил прово лочку и поставил на своей курительной трубке пять точек. Каждая точ ка — это фашистский волк, который уже не сделает ни одного шага по нашей земле! Гляди, лейтенант, это —■первый фашист. По лесу он бро дил, все вынюхивал, наших птиц бил, наши деревья портил. Наших лю дей наверняка не щадил. Теперь второй, третий, остальные... Вот и вся солдатская молитва. Шаман языком мимо бьет. А я пулями в самый раз попадаю... — Тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь,— считал лей тенант.— Сорок три! Неужели правда? — А пойдем ладить заграждения — посмотришь,— нахмурился Но моконов.— Если как в тайге заняться — больше десятка можно за день. Есть совсем дурные фашисты —• сами на мой наговор лезут,— загадочно прищурился солдат.— Однако, надо так делать. Никому не говори, что сказал тебе. Про мои заметки, про трубку. Ты один слышал, видел. — Почему, Семен Данилович? — А лишним зачем знать, лейтенант? — сказал Номоконов.— В тайге так... Не всем говорят об удаче. И смеяться будут, поди? Ведь не поймут? Со всеми разве так поговоришь? — Ну, хорошо,— улыбнулся Репин.— Обещаю. — Не скажешь?— забеспокоился солдат,— Крепко? Али так, для слова? — Крепко, Семен Данилович. — Тогда ладно,— облегченно вздохнул Номоконов.— Теперь говори о себе. Ты откуда родом? Из каких будешь?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2