Сибирские огни, 1964, №1

Вот тогда вера в завтрашний день впервые пришла к Номоконовым. Поселились в Нижнем Стане и русские. Они для всех разводили скот, а тунгусы объединились в охотничью бригаду. Крепла таежная коммуна, которая стала потом колхозом. Впервые было вдоволь припасов для охо­ ты, чая и табака. Сообща стало легче охотиться. Далеко, говорят и за границу, отправляла артель кипы драгоценных мехов. Из Москвы при­ слали золотую медаль, а в бумаге так написали: лучше всех во всем ми­ ре оказались шкурки соболей, которых послала на выставку забайкаль­ ская Нижне-Станская коммуна «Заря новой жизни». Этих соболей вы­ следил он, Номоконов, и, не испортив их драгоценного меха, поймал сет­ кой. — А медведей вам приходилось добывать? — Медведей? Как же... Худой зверь, не ценный, а приходилось, лей­ тенант. Кажись, шестьдесят или семьдесят медведей завалил за свою жизнь. — Да ну? — А чего, лейтенант? Я не живу без правды. Не так уж сложно взять медведя, хоть и не сеткой, конечно. Один год специально только этим и занимался Номоконов: медвежью желчь веле­ ли добывать. И на колхозный скот, на изюбрей и сохатых нападали зве­ ри. Втроем всех медведей выбили в округе. Не только пулей — случа­ лось, и на пальму насаживали этих зверей, не тратили патронов. Мясо бригадам отдавали, а из шкур дохи шили, унты. — А вы в городах когда-нибудь бывали? — спросил лейтенант.— Раньше, до фронта? В поездах хоть ездили? — Однако, плохо думаешь,— заметил Номоконов.— Это раньше так было: совсем как звери жили, одичали. Чего видели? Лес, небо и зверя на мушке. Вся жизнь была в этом. Мясо есть — сыт будешь, не убьешь зве­ р я—с голоду подохнешь. Оседлая жизнь лучше стала, а вот трудно спер­ ва давалась. Дом есть, а тунгус обязательно юрту ставил во дворе. По огороду, было дело, кочевал. Сегодня в одном углу селился, а через неде­ лю — в другом. Один день на солнце смотрит выход, а завтра хочется наоборот поставить. Кочевать по старинке тянуло. А все-таки захватила людей новая жизнь, согрела. ...1928 год. Последнее кочевье, первый десяток домов коммуны «За­ ря новой жизни»... Первая охота для всего коллектива, первый урожай для всех. 1933 год, колхоз, в котором стало сорок дворов... Молод лей­ тенант, привык, наверное, к городской жизни. Не поймет, поди, что зна­ чили для тунгусов школа, больница, баня? Открывались глаза, светлели лица. Вот тогда научился тридцатилетний Семен Номоконов мало-мало читать. За парту сел. Днем учились в школе дети, а вечерами — взрос­ лые. В колхозе и научился разговаривать по-русски. Много радости от­ крывали буквы. А один раз... года за три до войны это было или за четы­ ре, однако... Ага, слушай, лейтенант. В таежном селе отмечалось столе­ тие со дня рождения большого русского человека, писавшего книги. Пра­ вильно. Пушкина вспоминали... Вот тогда сын, Володя-старший, ученик сельской школы, волнуясь, читал со сцены очень важные слова. Как это запамятовал их Номоконов? Вот беда! Говорилось, что по русской земле пройдет о нем добрый слух, все прочитают его книги... Даже тунгусы дикие! Улыбнулся командир взвода, напомнил: Слух обо мне пройдет по всей Руси великой И назовет меня всяк сущий в ней язык. И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой — Тунгус, и друг степей — калмык.