Сибирские огни, 1963, № 12
А в школе... В школе тоже было очень грустно. Когда я выставила оценки за первую четверть, с завучем сделался столбняк. Сухие скулы его совсем обтянулись, и дар речи на некоторое время пропал. — Всего пятнадцать положительных оценок, — наконец, выдохнул он. — В других классах так же? — Нет, — смутилась я, — в других больше. Там, видите ли... В о б щем, там еще хуже. — Что, собственно, вы хотите этим сказать? — голос завуча крепчал. Я не чувствовала себя виноватой, но почему-то тоненько-тоненько, так что самой стало противно, пропищала: — По устному еще ничего, а письменный... Диктанты... Нормы оценок... — Понятно, — прервал меня завуч. — Вы хотите сказать, что до вас здесь втирали очки. К концу года вы начнете исправлять двойки. Скажут: вот что значит молодая учительница! Москвичка!.. А Панка ра ботала вовсе не хуже вас. Разговор происходил в учительской после уроков. Тетя Ута, подо двинув к стене стол, подводила часы. Желтый маятник укоризненно по качивался: так, так, так... — При чем тут Панка? — Вы ведете ее классы, — крикнул завуч. Видно, ему не хватило русских слов, чтобы выразить свое негодование. Он стал говорить по- казахски, обращаясь к тете Уте. Тетя Ута с упреком посмотрела на меня и покачала головой, точь- в-точь, как маятник. — Он сказал казахскую пословицу. Вроде русской: хлебом не на кормишь — врага не наживешь. Говорит: Панка тебя пригрела, а ты ее на весь район острамить собираешься. Этак не годится. — Нас всех разогнать надо? — подхватил завуч. — Зачем такая школа? Зачем учить, раз никто не учится? Короче говоря, я исправила большинство двоек, а ночью, чувствуя себя преступницей, ревела в подушку. Шеше, услышав мои всхлипыва ния, пришла из кухни. Присев передо мной на корточки, она тихо и лас ково лопотала что-то, гладила меня по голове и, заставив выпить ай ран1, ушла. — О, кудай-ау, — слышались из кухни ее непонятные вздохи, — о, кудай-ау2! Я искала выхода и ничего не могла придумать. В школе пока все шло по-прежнему. Урок. Передо мною мои ученики. Они кажутся мне на одно лицо: круглоголовые мальчики, девочки с черными косичками. Я безуспешно роюсь в журнале: Орынбаев, Урманбаев, Тургамбаев... баев... беков... «Ты, мальчик... Нет, ты... ты... Да вот, черненький на третьей парте». Бо же мой, они все черненькие. Пройдет четверть часа, пока поднимешь, ко го нужно. Уж я брала список домой, пыталась выучить наизусть ничего не говорящие мне фамилии, и снова: — Ты, мальчик, нет, нет, вот ты... Пятый класс. Двадцать восемь черноголовых, один огненный, один белобрысый — немец Фриг. Все с одинаковым акцентом говорят по-русски. «Вот бегает дворовый мальчик, в салазки Жучку посадив...» — я читаю медленно, изредка поглядывая на ребят. Как будто понимают. В классе тишина. Такая, что, как говорят, муха пролетит — слышно. Но 1 К и с л о е м о л о к о . 2 О, г о с п о д и !
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2