Сибирские огни, 1963, № 12

учителя — самые культурные жители аула. По вине школы и я стала аульчанкой. Потянулись дни, однообразные, серые, как пряжа на неутомимом веретене тети Уты. Сидя в вестибюле, напротив больших часов, тетя Ута пряла козий пух и регламентировала мою жизнь школьными звон­ ками. Восемь звонков — и можно отправляться домой, нагрузившись тетрадями, в которых красный карандаш часто преобладал над фиоле­ товыми чернилами. Дома шеше встречала меня чаем. При беседах с ней переводчицей нам служила Сауле. Если Сауле задерживалась в школе, я оказывалась в затруднительном положении. Правда, шеше больше молчала, но иногда начинала быстро-быстро говорить, показывала ру­ кой лестницу от пола, и я догадывалась, что речь идет о детях. О чьих? — Не понимаю, шеше, — признавалась я. Еще громче, еще громче лилась речь старухи, но я снова качала головой: — Нет, не понимаю. Тогда шеше, вздохнув, умолкала. Я жалела, что не могла объяс­ ниться с ней. Она такая кроткая, неслышная в доме, и лицо все в мор ­ щинках, как у мамы. Мне грустно было смотреть, как она, маленькая, тоненькая, сидит на кошме в позе японской статуэтки и думает о чем-то. О чем? Раскатывает длинной скалочкой сочни величиною в скатерть. Круто замешенное тесто шуршит, постукивает скалочка, звенят грубые браслеты на сухих руках, шеше молчит, и старые глаза смотрят печаль­ но. Или мне так кажется? Приходила Сауле, и в доме становилось светлее. — Софья Пална, ты почему такая? — спрашивала Сауле. — Мама говорит — или сердится, или скучает... Мне и в самом деле веселиться было не с чего. Во-первых, столова­ лась я у шеше, а меню было такое: утром чай с пресными лепешками, в обед тоже чай, вечером — бесбармак из конины. Лошадь попалась не жирная и, по всей вероятности, в возрасте. Хотя шеше начинала варку с утра, толстые волокна оставались жесткими и сухими, как новое мо­ чало. Голодная приходила я из школы, и шеше поила меня чаем. Зато вечером я так налегала на бесбармак, что ночью меня мучила изжога, душили кошмары. Все платья стали висеть на мне, и на душе было тоскливо. — Скучаешь? — допытывалась Сауле. — Не особенно, — отвечала я. — Просто голова болит. Шеше приносила из кухни пиалу кумыса. — Мама говорит, пей, — переводила Сауле. — Будешь толстая, как Панка. Я выпивала кислый, пахнущий гарью кумыс, отчего еще больше хо ­ телось есть. Как-то, ушивая пояс юбки, я сказала Сауле: — Сегодня вечером не стану есть бесбармак. Оставлю на завтра, на обед. — Но холодный он совсем невкусный, — удивилась Сауле. — И разогретый невкусный. — Пусть. Сауле что-то долго говорила шеше, та посматривала на меня, ка­ чала головой. — Мама согласна. Если тебе нравится ложиться спать с пустым животом, пей вечером чай. Так довольно просто решила я проблему питания. Шеше посмеи­ валась, подавая мне на стол вчерашний бесбармак, очевидно, считая, что я ничего не смыслю в еде.