Сибирские огни, 1963, № 12
День догорал, и все окрест оранжевое солнце подкрасило кино варью. Высоко в сине-фиолетовом небе, как золотые мотыльки, кру жились голуби. — Голубей-то сколь! — удивился Егорка. — Наши! В городах они где попало гнездятся, как беспризорники, а у нас на чердаке живут, помосты сделаны, и корм отпускается по ре шению общего собрания... Добились! Кто ж не за голубей, кто ж против мира? Никто! Единогласно... — Ты, брат, ловкач! — засмеялся Егорка. — И не ловкач! Ловкачи — это для себя которые. Для себя выгода, а людям во вред. А у нас совсем другое... Вот только ястреба их бьют, — беда. Через то и кормим здесь, на ферме, чтобы в степь пореже летали... Увлекшись беседой, Егорка и не заметил, отчего вдруг угольно темные глаза Кости заискрились, а широкий пухлогубый рот расплылся в улыбке, мягкой и приветливой. Он поддернул коротенькие, не по ро сту, штанишки из черного сатина, застегнул почему-то ворот синей ру башки, изрядно поношенной и полинявшей. — Мама, к тебе вот... привел... — Вижу, пришли... — сдержанно заулыбалась черноглазая женщи на в сером халате, высокая и по-девичьи стройная. Встретили ее ребята неподалеку от длинных строений птицефермы неожиданно. Она, как видно, вышла из распадка, что протянулся до самого озе ра. В руках у нее — градусник и стеклянная банка с винтовой пробкой. На Костин вопрос, что в банке, пояснила: — На анализ воду взяла из Теплого болота. Понимаешь, не нравит ся мне оно: озерную воду портит, тухлая становится... Должно быть, се роводорода в Теплом в избытке... А вы? Голубей проведать? — Нет, мама. Мы вот зачем... Рассуди, что вот ему делать? — Костя легонько ткнул пальцем в грудь Егорки и рассказал все, что знал о нем. — Как же ты маму оставил? — спросила Костина мать Егорку. — Она, поди, плачет, ищет тебя? — Не хочу я с ней — она обижает... И спекулянничать заставляет. «Так вот почему Костя привел меня на ферму,— подумал Егор ка.— Его мать — депутатка, к ней за советом люди ходят... Рассказать бы ей все, все! Не корила бы она его мамкиными слезами, поняла бы, кого жалеть можно, а кого не надо». — Мать — кто у тебя? — Ну, человек... — Это ясно, а вообще — колхозница или служит где? Кто она? — А никто! Так себе... — Не может быть... — Спекуляха — вот кто! И водку гложет с дядей Ваней, а папка помучился с нею и бросил. Тут живет теперь, у тети Ульяны... — Селезнев ты? — Ага!.. — Понятно. Слышала о вас... Костина мать отдала сыну банку с водой и, взяв мальчишек за ру ки, шатнула к белостенным постройкам. Костя как-то сумел высво бодить свою руку из теплой и сухой ладони матери, а Егорка так и шел, хотя и ему не особенно-то нравилось, чтоб его вели, как маленького. Од нако про себя отметил: «Она, должно быть, тоже добрая, как тетя Ульяна... Я кто ей, а поди ж ты, как своего повела. Косте, похоже, повезло семейно... Погоди, а где же его батька? Что-то Костя не хвастался своим отцом, промолчал... Неужели он у них плохой, какой-нибудь пьян- 3 . «Сибирские огни» № 12.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2