Сибирские огни, 1963, № 12

Дело пошло, и так успешно, что за Егоркой дед не успевал даже. Захо­ телось посмеяться, пошутить: — Дедушка, а отчего вас Елкой зовут? — А дьявол знает! Робятишки-озорники так прозвали. По мне же — хоть горшком назови, а в печь не суй...— радостью засветилось ли­ цо старика. Ему, наверно, тоже приятно было, что так спорилась рабо­ та.— У меня, вишь, внучок, ноги зябнут и в костях ломота, оттого даже в жару ватник и пимы одею. Через то и прилипло-причепилося: дед Ел­ ка зимой и летом одним цветом. Чтоб им пусто было, сорванцам! Егорка рассмеялся и, дурачась, повалился на спину. — Тебе-то смешно, паря, а мне каково: на старости лет кличку ре­ бячью носить... — улыбчиво высказывался дед. -— Оно бы ништо — пу­ щай себе малютки потешаются, а то ить почтенные, уважаемые граж­ дане, по незнанию, аль по привычке, тож величают этак-то потешно. По­ началу обидно было, а потом пообвык, притерпелся. Хотя для моего авторитету оно как бы и ни к чему — прозвище шутовское. Особливо, когда на сходке выкликают слово держать... — Елизар Наумыч! — вдруг послышался за стеной женский го­ лос.— На пару слов дозвольте? — Никак зовет кто? — насторожился дед, оглядываясь на дверь. — Тетка Ульяна пришла! — сказал Егорка и улыбнулся: — Вели- чает-то вас как хорошо... — Обходительная женщина. Ух-ти, бедовая! Прошу, Ульянушка!— гоголем заходил дед, стряхивая с рубашки приставшие сухие листки и корье. — Заходи, дорогая! — Ну, работнички, поди проголодались? — входя, посмеивалась Ульяна, ставя при этом на верстак объемистый узелок. В нем — баноч­ ка с медом, яйца, поджаренные лепешки и графинчик. — Вот вам, мои хорошие, угощайтесь на здоровье... — и налила в стакан розовой на­ стойки. — Испробуй, Елизар Наумыч, припасенного на случай. За бла­ годетель, твою. Может, судьба моя решается... Век не позабуду доброе... А ты, Егорушка, медку отведай, лепешечек на молочке... Егорке хотелось есть. Он всю банку меда мигом бы слизнул, а лепешки, такие душистые и аппетитные, проглотил бы вместе с языком. — Бери, Егорушка! Чего ж ты стоишь, как сиротинушка? Мати ро­ димая, да он никак плачет? — Ульяна привлекла Егорку к себе, осу­ шила платком росинки пота, выступившие на его щеках и переносице.— Ты не обижайся на давешнее! Я душевно к тебе... Ну, не плачь, не плачь, дорогой! — Я не плачу вовсе!.. — еле вымолвил Егорка. Ему нравились лас­ ковые слова Ульяны, легко от них, приятно. Как льдинка, рас­ таяла обида. — Вот и хорошо! — продолжала Ульяна. — А теперь садись вот так и макай в мед ее, лепеху эдакую, да в рот!..— Она приподняла и усадила Егорку на верстак. — Рубани, Егор-бугор, чего нахохлился? — подбадривал дед и смешно притопывал несуразными валенками. — Вот, как я — гляди! Хоп — и нету: была лепеха, да умел ее Тимоха! — Чудной вы, дедушка! — просветлел Егорка, принимаясь за еду.— Что ни скажете — смех берет... — Верно! Сущую суть говоришь, внучок! Чего ж унывать, коль ме­ дом губы мажут и в рот лепехи суют. Верно сказываю? ■-— Ага! — согласился Егорка и, осмелев, вовсю уплетал нежданное лакомство, однако, так и не поняв, за что тетя Ульяна благодарила деда и с чего вдруг расщедрилась на угощение.