Сибирские огни, 1963, № 12
ная и счастливая семья. Потому-то мы с болью узнаем, как Толгонай одного за другим провожает своих мужчин на фронт, особенно нас потрясает сцена прощания матери с сыном Маселбеком, эшелон которого не остановился на стан ции. И затем — удар за ударом обруши вается на эту семью: Толгонай в один день узнает о гибели мужа и Касыма, затем приходит весть о смерти Маселбе- ка, а позднее — о без вести пропавшем Джайнаке. От большой семьи остаются две женщины — мать и невестка, первая пожилая, но несгибаемая, вторая моло дая, но слабая, с незаживающей раной в сердце... Когда фронтовики после победы воз вращались домой, все жители, от малого до старого, вышли их встречать, вышли и те, у кого родные погибли. «Мы все ждали какого-то чуда. Мы не верили своим глазам, потому что мы ожидали не одного, а многих». Радость и горе пе ремешались в эти дни, и это замечатель но передано в раздумьях Толгонай: «О , Победа! Мы так долго ждали тебя. Здрав ствуй, Победа! Здравствуй! Прости наши слезы! Прости мою невестку Алиман за то, что билась она на груди Аширалы и спрашивала его, тряся за плечи: «Где? Где мой Касым?» Прости всех нас, Побе да. Столько жертв мы принесли ради те бя. Прости за наши крики: «Где осталь ные? Где мой? Где мой? Где же все дру гие? Когда вернутся все?..» Прости нас, Победа!» Без преувеличений можно сказать: в литературе не так много таких страниц о страданиях матери, о горе молодой вдо вы, как в «Материнском поле». Беды Толгонай не ограничились жертвами, ко торые были принесены Молоху войны. После войны, в мирное время, на ее ру ках умирает невестка — единственный близкий человек, ободрявший мать в тяжкие минуты. И все же горе не убило Толгонай, она не осталась в одиночестве. Глубоким оптимизмом овеяна картина уборки урожая на коллективном поле, где когда-то познакомились Толгонай и Суванкул, Касым и Алиман. Внука-под ростка взял сосед на комбайн. Вечером бабушка пошла в поле проведать внука. Огромной радостью наполнилось ее серд це, когда она увидела его на машине. «Ужинать сели мы на траву подле по левого вагона. Хлеб был горячий, только что испеченный. Жанболот разломил ле пешки и сказал: — Бери, бабушка! Я благословила хлеб и, откусив от ломтя, услышала знакомый запах ком- байнерских рук. Хлеб припахивал керо сином, соломой и спелым зерном. Да-да, в точности как тогда! Я проглотила хлеб со слезами и подумала: «Хлеб бессмер тен, ты слышишь, сын мой Касым! И жизнь бессмертна, и труд бессмертен!» Повесть Ч. Айтматова можно назвать лирической поэмой, ее глубокий лиризм усиливается обращением героини к род ной природе •— к солнцу, тучам, к полю, к земле. Толгонай просит природу рас сказать миру о своем горе и своих радо стях: «Земля, мать-кормилица, ты дер жишь всех нас на своей груди, ты кор мишь людей во всех уголках света. Ска жи ты, родная земля, скажи ты людям!» И земля, как в сказке, отвечает женщи не: «Нет, Толгонай, ты скажи. Ты — Че ловек. Ты выше всех, ты мудрее всех, ты — Человек! Ты скажи!». При всем своем лиризме «Материн ское поле» отличается откровенной пуб лицистичностью. Все содержание пове сти, каждый ее образ, каждый эпизод го ворят против войны и страстно зовуг жить в мире. «Вспоминаю я теперь и ду маю, — говорит Толгонай, — что если бы люди во всем мире всегда так ждали, охваченные одним чувством,'всегда так любили своих сыновей, братьев, отцов, мужей, как мы их ждали и любили, то на земле, может быть, не было бы вой ны». Советская многонациональная литера тура обогатилась еще одним замечатель ным произведением, высокохудожествен ным, правдивым и партийным. И. П и т л я р И ВСЕ—ВПЕРВЫЕ Э то — книга о первых годах рево люции. И это — удивительная книга. Представьте себе совсем юного чело века, глаза которого широко, восторжен но, доверчиво и жадно вбирают в себя «все впечатленья бытия». И вот теперь этот человек нашел в себе умение и си лы так рассказать об увиденном, услы шанном и сделанном сорок лет тому на зад, будто все это произошло вчера, буд то мы с вами тоже впервые пережили и увидели все описанное в этой книге. В момент, когда совершилась Октябрь ская социалистическая революция, Ели завете Драбкиной (впрочем, тогда близ кие называли ее просто «Елизавет-Воро бей») было пятнадцать лет. Но она уже была к этому времени членом партии и, следовательно, наблюдала революцион ные события не со стороны, а была их прямым участником, причем участником деятельным, страстным и самоотвержен ным. Елизавета Д р а б к и н а . Черные сухари и Повесть о ненаписанной книге. М., 1553.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2