Сибирские огни, 1963, № 12

земли, которую она любила, от труда на земле, которому она себя посвятила. Мысль, вытекавшая из событий жизни Ивана Алексеевича в рассказе «Пик по­ ловодья», здесь прозвучала в полную си­ лу. Из всех известных мне пока произ­ ведений С. Залыгина наиболее поэтич­ ное и значительное по содержанию — рассказ «Ксюша». Могут возразить, что в этих произве­ дениях нет того, что я в них увидел, что вряд ли и сам писатель придавал им та­ кое значение. Вполне возможно: не при­ давал. Но ведь есть объективный смысл произведения, подчас независимый от на­ мерений художника. Обобщения, выте­ кающие из подлинно художественного повествования о тех или иных событиях в жизни людей, нередко бывают глубже авторского замысла. Я не хочу утверждать, что книга С. Залыгина о Китае исчерпывается од­ ной темой. Но я совершенно убежден, что оригинальность и своеобразие ее в отличие от других «зарисовок» Китая в том, что С Залыгин в описаниях тру­ довой деятельности китайского народа развивает все те же мысли о человеке и природе, расширяет и обогащает все ту же излюбленную им тему. Собственно, две трети книги — боль­ шие разделы: «Деревня семьи Чжоу» и «Янцзыцзян — бесконечная река» — посвящены соответственно темам: «че­ ловек и земля», «человек и река». В этих главах легко найти сцены и эпизоды, в которых интересно раскрывается смысл взаимоотношений человека с землей и реками. Но суть дела не в. них самих, а в подходе писателя к изображению ра­ нее неизвестной ему страны. Не ее экзо­ тика, сразу бросающаяся в глаза, при­ влекла С. Залыгина, а трудовая повсе­ дневная будничная деятельность народа. Именно этим объясняется не совсем обычная форма книги. Здесь есть статьи, очерки, рассказы. Здесь есть мгновенные портреты разных людей, иногда крат­ кий выразительный эпизод из жизни чем-либо примечательного человека, а то вся его жизнь, как в случае с дедом Щу- карем и? Чжауцзячжуана. Могут у него быть и обыкновенные факты и цифры, передаваемые протокольно с исследова­ тельской дотошностью и т. д. и т. п. Не­ которые ревнители «чистоты» жанра не­ доумевали: зачем такое смешение, для чего оно? Вчитываясь в книгу С. Залы­ гина, убеждаешься, что делалось это для того, чтобы в конечном счете шире и полнее показать, как в изменившихся ус­ ловиях человек овладевает силами при­ роды, как он, поставленный в наиболее разумное к ней положение, переделывает ее. Самая поэтическая часть этой книги — глава «Янцзыцзян — бесконечная река». Она открывается лирическим вступлением, в котором очень просто го­ ворится о том, почему мы любим реки и почему не любить наших рек нельзя. Я бы с удовольствием выписал все это вступление, чтобы показать, какая со­ всем не только «скрытая теплота» чувств таится в прозе С. Залыгина, если бы не знал, что все читавшие книгу и без того обратили на нее внимание. Говоря об этом вступлении, мне лишь хочется подчеркнуть, как взволнованно, широко и умно подходит писатель к никогда не умирающей проблеме взаимоотношений человека и природы. С. Залыгин много ездил и много видел, но он не разучил­ ся удивляться, и потому, видимо, слож­ нейшие и прекраснейшие творения чело­ века и природы он воспринимает как-то лично, что незамедлительно накладыва­ ет особенный отпечаток на все повество­ вание. В главе о китайской реке мы то и де­ ло встречаемся с такими выражениями: «История орошения в Китае, когда вы с нею знакомитесь, поражает вас». «Систе­ ма Дуцзяньян построена за два с поло­ виной столетия до нашей эры; самое уди­ вительное, что на системе нигде нет ни малейших следов засоления». «Особен­ ность китайского земледелия — земле возвращается все, взятое из нее, и тем самым поддерживается плодородие в те­ чение тысячелетий». Я мог бы выписать не один десяток таких выражений. Все они спокойны лишь внешне. За каждой из них чувствуется человек, полный удивления перед деяниями народа и умеющий заразить других своим чувст­ вом без многословия и трафаретных кра­ сивостей. «Тот день, в который мы осматривали систему Дуцзяньян, не был ясным днем и не был пасмурным. Скорее всего — это был синий день...» Сначала мы видим у С. Залыгина небо, которое «сплошь, от края и до края, было затянуто пологом облаков, синеватым и плотным, так что нигде не просачивалось на землю солн­ це», потом смотрим на «далекие хребты, замыкающие горизонт», которые «тоже, казалось, излучают синеву на весь мир», и затем попадаем в многочисленные древние храмы Ли Вина, гениального создателя этой оросительной системы, и «никак нельзя забыть, что дамбы, отко­ сы которой с непостижимой тщательно­ стью выложены крупными гранитными камнями, плоскими и почти одинакового размера, существовали в точно таком же виде, как и сейчас, более двух тысяч лет назад», а «сам Ли Вин вот в такой же синий наполненный спокойствием и муд­ ростью день стоял на том самом месте, где мы стоим сейчас, и слушал грохот воды...» Это уже не факты, а настроение, чув­ ства, которым С. Залыгин, ранее сдер­ жанный, теперь дает полную волю. А услышав вдруг неожиданный вопрос: «А может быть, этот день и не кончался никогда? И не кончится?» — мы начи­ наем понимать, как эти чувства глубоки