Сибирские огни, 1963, № 11
размахивая руками. — Но я знаю, знаю: как распишемся с тобой — откроют рот от зависти... Собирайся, что ли! Зина, вроде, и не замечала, что Митька на нее кричит. Она преж ним голосом спросила: — Как это — от зависти? — А так... Зн ают ведь, что с тобой там... в Озерках выделывали... А я, говорю, назло! Д а сколько тебя ждать?! Где твое пальто? Митька снял с вешалки пальто, протянул ей. Но Зина, отступив назад, прижав к груди недошитую детскую рубашку, тихо произнесла: — Вон отсюда... Митька глянул в ее глаза, и на этот раз в одно мгновение понял весь смысл сказанного. — Но... послушай, — промолвил он, сразу обескураженный, при давленный. — Почему же?.. Ведь... как-никак — сын у нас. — Во-он! — закричала Зина, не помня себя. — Ненавижу! Нена вижу! Ты пришел только потому, чтоб назло... Чтоб открыли рот от изумления: на Зинке женился, которая... которую там, в Озерках... А кто меня туда бросил? Из-за чего все это со мной... случилось?! — Зинка! Зина... Погоди... — пятился Митька от ее глаз. — Я в самом деле, может, в горячке... Но Зина уже ничего не хотела слушать. — Вон! Вон!! Вон!!! — трижды вскрикнула она,плача навзрыд. Подбежала к двери и распахнула ее... Тогда Митька выронил Зинино пальто, склонил голову. Чуб его ко лыхнулся. ...Светлиха еще не тронулась, и Митька благополучно ее перешел,, может быть, одним из последних перед половодьем, направляясь до мой с полевого стана, где безвыездно жил последние дни, обдумывая все случившееся. Степанида всплеснула руками при его появлении. — Как же ты добрался-то? Ведь Светлиха... — Ладно! — сказал Митька. — Помыться бы. В голосе сына было что-то незнакомое, пугающее.Степанида ни чего больше не стала спрашивать, побежала топить баню. И вот Митька, красный, распарившийся в бане, с непросохшими еще волосами, сидит за столом и пьет чай. Степанида, вздыхая, возит ся в соседней комнате. Наконец она выходит оттуда в новой черной юбке, в теплом чер ном жакете. Голова тоже замотана толстым черным платком. И направ ляется к двери. — Куда это? — приподнимает Митька влажный чуб. — Так я это... к жене Илюшки Юргина схожу. Ненадолго. — Зачем? — Так ведь что же... Сиротами остались мы с тобой, сыночек... при живом отце да муже. А за сирот один заступник — господь... — Господь, значит?—Митька отодвинул стакан с недопитым чаем. — Вот и помолюсь за тебя. И за себя маленько. Молитвенный дом-то закрывают наш. Во враждебных целях, говорят, использовал ся. Какие уж тут цели... Все З а х ар к а с Корнеевым стараются. Так мы у Юргиной собираемся... Митька выслушал мать внешне бесстрастно. Это, собственно, не было для него неожиданностью — мать и раньше за глядывала иногда, тайком от мужа, в молитвенный дом. Она даже говорила сыну с по луулыбкой:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2