Сибирские огни, 1963, № 11
И, распушив чуб, изжевывая папиросу за папиросой, не обращая внимания на многозначительные ухмылки окружающих, он бродил ве черами близ ее дома или вокруг телятника, не решаясь, однако, вой ти ни туда, ни сюда. А может быть, не шел сознательно. Он все-таки надеялся, — д а что там надеялся, — был уверен, что Ирина сама, про бегая мимо, приостановит шаг и, склонив голову, бросит ему какое-ни будь слово. Ведь он не кто-нибудь, а Митька все-таки, и она не сле- 'пая, не глухая, понимает, чего он ходит. Оба они гордые, но Митькино тщеславие, едва только Шатрова обронит какое-нибудь слово, будет удовлетворено, он тотчас подойдет к ней, поступаясь остатками своего превосходства. К женщинам надо все-таки проявлять иногда велико душие. Но Ирина, пробегая мимо, хотя и склоняла голову, но шагов не приостанавливала, ничего не говорила. Да она, кажется, не столько склоняла голову, сколько отворачивалась. Сперва это Митьку забавляло — «Ну, ну, поглядим, на сколько ха рактеру хватит». Потом начало удивлять — «Эко, д аж е ученая док торша, вроде... А тут?» Затем повергло в недоумение, разозлило... И в конце концов его опять охватило прежнее смутное беспокойство и тре вога. А Ирина ни разу так с ним и не заговорила. Правда, иногда она поднимала голову. Только на ее лице было, написано такое, что луч ше бы она и не глядела на него. — Ты... чего это? — невольно спросил Митька однажды, забыв, что первых слов ждал от нее. Но девушка только губы скривила пре зрительно. «Ну и ладно!» — как обычно, взорвался Митька про себя и пере стал ходить к ее дому и к телятнику. Однако беспокойство и тревога на этот раз не проходили. Он сделался раздражительным, утрами вставал с постели мятым и, сидя на кровати, подолгу наблюдал, как мать подметает забросан ный его ночными окурками пол. — Д а чего уж, сыночек, — с к а з а л а она как-то и вздохнула. — Че го уж так казнить себя? Хорошая жена подворачивалась, да ведь... бо гу, видно, не угодил ты чем-то. Всяк тянется повыше, а берет, что бли же... пока другой не схватил наперед... — Это о чем ты? — спросил он, поводя головой, как во время ра з говора с отцом. Слова матери еще больше испугали Митьку, обозлили. — Так об ней же, об Шатровой... Чего, говорою, уж казниться... А с калекой-то если жить — тоже... — Замолчи! — гневно оборвал ее Митька. ...Прошла еще неделя. И вдруг... Вдруг Ирина сама зашла к Кургановым. — Ирка! Д авно бы так! — воскликнул Митька, чувствуя, как раз ливается у него где-то внутри торжество. Еще у него мельком пронес лось в сознании: «Надо бы посдержаннее, не ронять себя... да ладно, чего уж там...» Но в следующую секунду испарилось это торжество, а его щедрое великодушие обернулось какой-то дурацкой глупостью. — С Леной плохо,—сказала Ирина от порога, не глядя на Мить ку, протирая варежкой дверную скобку. — Она просит тебя... приехать к ней. В лицо Митьке кинулся жар. Он почувствовал, что сгорает... И яс но в этот момент понял, отчего сгорает — от стыда за самого себя. И, столбом торча посреди комнаты, не знал, что ей ответить, молчал. Выручила мать.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2