Сибирские огни, 1963, № 11
— Ведь я все равно бы сам... Я все обдумывал, как мне лучше... Н о зачем... зачем ты... этак-то?— опять проговорил Устин. И опять Пистимея не ответила. Она натянула на себя пару теплых штанов, теплую вязаную кофточ ку. Поверх надела пиджак. Вытащила ни разу не надеванную еще пухо вую шаль. Затем в углу, под лавкой, отколупала ножом штукатурку, вынула из тайника несколько пачек денег. Пачки эти высыпала в небольшой мешочек с заплечными лямками, а пустой ящичек зачем-то задвинула на прежнее место. Все это она проделывала не торопясь, однако не позволяя себе ни одного лишнего движения. Глаза ее матово поблескивали, губы все время были сжаты. Устин корчился на кровати. Ему, видимо, палило в груди, он хотел расстегнуть или разорвать ворот рубахи, попытался поднять руку. Но на полпути она опала плетыо. А Пистимея уже разбрызгивала, разливала по всей комнате керосин. Устин перестал д аже корчиться, затих. Повернув к жене голову, он смотрел теперь на Пистимею. Глаза его, казалось, выгорали от черного огня. — Вон ты... как еще...— прохрипел он. И вдруг пронзительно, обезу мевшим голосом, в котором слышались и гнев, и протест, и мольба, и ж аж д а жизни, закричал: — Д а за что же?! За что?!! Пистимея стояла возле порога, одетая в новый полушубок, туго под поясанная Устиновым ремнем, с мешочком в руках. — Не помощник ты мне теперь, Устинушка,— сказала она спокойно. — Все ветки из Филь... Д а чего уж там Филькой прикрываться теперь... Все ветки из того деревца, что я посадила тебе в душу, не только пообла- мывались — само деревце подгнило. Я хотела недавно полить его да при живить... Но уж мертвому-то что припарки... Ну, да... прощаю тебе на этом пороге все, Устинушка. А мне уж — бог простит. Это были все слова, которые она нашла сейчас для своего мужа, с ко торым прожила всю жизнь. Устин глядел и глядел на нее выпученными глазами. Она перекрести л а его своим обрубком издали, потом чиркнула спичку и бросила ее на об литый керосином верх одежды. Где-то в середине этой кучи взметнулось пламя и быстро начало расползаться... Пистимея захлопнула за собой дверь, щелкнула внутренним замком, ключ положила в карман. Точно так же закрыла она двери сенок и, захлебываясь от встречного ветра, побежала к бане, стоявшей на огороде. Там, с двумя парами лыж, ее ждал «Купи-продай». — Деньги-то взяла?— первым делом спросил он. Вместо ответа Пистимея вытащила из-за каменки ломик, подала Юр- гину. -— Ты не на мешок мой гляди — выверни-ка вот эту доску в потолке. Доска отскочила быстро, вниз упал небольшой проржавевший метал лический ящичек. Стукнувшись об пол, он раскрылся, Из него посыпались гнутые серебряные ложки, золотые кольца, серьги, табакерки. И просто комья золота, сбитые из тех же колец и сережек. Несмотря на то, что в бане было темновато, Юргин сразу узнал неко торые вещи, вываленные когда-то Филиппом Меньшиковым из его, звя- гинского мешка, на стол в болотной избушке. Узнал, потому что помнил их в «лицо» всю жизнь. — Гляди-ка, целенькие!— обрадованно воскликнул он.— А я думал — нету уж их на свете...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2