Сибирские огни, 1963, № 11
и привел Большакова с Кругловым еще к одной двери, обитой крест- накрест полосовым железом. Эта дверь была массивнее прежней, креп че, новее. Впрочем, некоторые доски из обшивки подземного хода тоже были новыми, видно, совсем недавно поставленными вместо сгнивших. Захар открыл ее тем же ключом, толкнул... И они с Кругловым уви дели небольшую комнату, если это можно было назвать комнатой. Че тыре шага в длину, три — в ширину. Высокие пятиметровые стены, из тех же неоструганных плах ■— черные, прогнившие насквозь доски че редовались с белыми, недавно поставленными взамен сопревших. И наверху, в потолке — небольшое заледенелое оконце. Оно было чер ным, только поперек, как сквозь щелястый закрытый ставень, чуть про бивались три узеньких светлых полоски. Оконце, как в тюрьме, было густо перекрещено толстыми железны ми прутьями. В одном углу стояли некрашеный стол и стул, а другом — что-то наподобие нар. На нарах л ежало тряпье, а на тряпье — лохматый, заросший грязью человек. Захар, ошеломленный, стоял с ключом в руке и молча глядел на странного жителя подземелья. — Д а он живой ли? — проговорил Круглов. — Живой, ка к червяк земной, — ответил человек, не шевелясь. С потолка, прикрытая большим металлическим абажуром , свисала небольшая керосиновая лампа. Человек на н ар ах медленно приподнялся, сел и долго смотрел на Большакова с Кругловым провалившимися черными глазами. В них ничего не отражалось , как у слепого. В о с к о е о г о цвета кожа на скулах была столь тонка и прозрачна, что ка залось — редковатые, грязного цвета волосы растут прямо на лицевых костях. — Д а ты... кто? — спросил Круглов. Вместо ответа человек, не вставая с нар, плюнул в сторону лохани, но не попал, тяжелый плевок шлепнулся на пол. Затем почесал плоскую грудь сквозь измятую, влажную и прилипающую к телу рубашку, про шел к столу, на котором стоял котелок, л еж а л кусок хлеба, и начал мол ча и торопливо есть. Одной рукой он д е рж а л котелок, другой быстро черпал суп деревянной ложкой. Вычерпав котелок, облизал со воех сторон ложку и, уставившись взглядом в стену, стал жевать хлеб. Крошки сыпались на стол, он сгребал их в дрожащую, такую же желтую, как лицо, ладонь и тоже кидал в з а росший рот. — Подстригли бы, что ли, меня, — проговорил вдруг человек, рас царапывая ногтями грязь на голове. И тут Круглов чуть не выронил лампу, закричал: — Ленька?! Д а ведь это... Ленька Уваров, старший сын Исидора, что в сорок четвертом, осенью, в Светлихе утонул!.. От этого крика человек, царапавший голову, вздрогнул. Рука его упала с мягким стуком на грязный, засаленный стол. — Ленька! Д а нет, не может быть! Ты ли это? — качнулся к столу Круглов. Человек вскочил, отпрянул в угол и уже оттуда оскалился, как зверь, сжимая в руках пустой котелок. — А вы... вы кто? — прохрипел он, дрожа всем телом. — Вы отку да? Что надо? Круглов опомнился, понял, что председатель крепко сжимает его руку, и тянет к выходу. — Но, Захар... это ведь... Р а зв е можно его тут оставлять?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2