Сибирские огни, 1963, № 11
Постепенно льдинки в ее глазах растаяли. Через стенку было слыш но, как в корректорской время от времени звучал ее смех. Мимо дверей его кабинета, который вел прямо в типографию, часто и весело стучали ее каблучки. Раньше она всегда ходила бесшумно. Внешне Зина ничем больше не выказывала ему своей бла годарно сти. Но Петр Иванович чувствовал, что она внимательно следит за ним, прислушивается из своей корректорской к малейшему шуму в его к а бинете. И когда случались сердечные припадки, первой о ка зыв ал а сь возле него. Но потом Петр Иванович обратил внимание, что смех в корректор ской вспыхивать перестал, каблучками она стучала мимо кабинета все тише. Глаза ее стали печальнее, снова подернулись холодной пленочкой. — Что с тобой опять, Зина? — спросил Петр Иванович. Она сперва вспыхнула огнем, но тут же, в одну секунду, резко по бледнела. ' — Опять?! Опять, говорите?!! — дрожа от гнева, от оскорбления, морщась от боли, вскрикнула Зина. — Вам-то какое дело, если... если и опять?! — И выбежала из кабинета, хлопнув дверью. А тут, как назло, один за другим начались сердечные приступы. Пришлось даже, подчиняясь секретарю райкома партии Григорьеву, которому, конечно же, наговорила всяких страстей Вера Михайловна, лечь на полтора месяца в больницу. Когда, немного оправившись, вернулся в редакцию, Зина встретила его прежним ледяным взглядом. Он еще раза два-три пытался з а гово рить с ней, но Зина молчаливо отворачивалась и уходила. В последний раз она прямо сказала: — Давайте говорить о служебных делах. ...Только о служебных они теперь и говорили. А надо бы не только... Приехав когда-то в район из колхоза, Зина не знала, где прекло нить голову. Ночью пошла к бабке Марфе Кузьминой, надеясь, что на заезжем дворе никого из колхоза нет. Ее надежды оправдались. — Ночуй, Зинушка, ночуй, — обрадовалась старуха. — Места мно го. Я хоть не одна, с богом живу, а все равно тоскливо. По какому з а делью приехала-то? Зина ответила что-то неопределенное и легла спать. Утром, за чаем, М арф а уже говорила: — И-и, доченька, живи-ка у меня тут... Знаю, знаю уж, эка беда ведь приключилась... — Что вы знаете? — вскочила Зина. . — Д а что уж от старухи скроется... Эвон, живот... И во сне ты п л а кала все, то на Митьку, то на отца жалилась. А я ведь не сплю но- чами-то... — Ну и плакала! — воскликнула Зина в отчаянии. — А живота еще нет... — Д а ты сядь, сядь, касатушка, — угодливо засуетилась старуха, усадила Зину. — Вот так. Я разве одобряю твоего отца? От него чего ждать! Притвор-то этак и не приладил к бане, и богохульник он. Но го ворил господь Моисею: выведи злословившего из стана и все слышав шие пусть положат руки свои на голову его, и все общество побьет его камнями... И побьет, доченька. Этому верить надо. Почто вот н ака з ал тебя господь? Душа человеческая — храм божий, и надо держать его в чистоте, не загрязнять... А ты вот... Ну, да ничего, с божьей же помощью и очистимся. Живи у меня, сердешная...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2