Сибирские огни, 1963, № 11
уже на ногахг сползла по ее груди вниз, упала в -сено, з а ры л а в него ли цо, закрыла, точно от ударов, голову руками, когда Клавдия произнес л а всего три слова: «Наверное, не сплетни, Иришка...». Но вместо всего этого произнесла: — Э-эх! Д а разве ты поймешь? И отвернулась. Митька постоял недвижимо, глядя вслед Клавдии. За т ем швырнул под ноги так и незажженную папиросу и побежал к мастерским, где стояли тракторы. Домой Митька заехал на минутку, схватил ломоть хлеба, откусил раза два, остальное сунул в карман. -— Митя! Митенька!— попробовала остановить его Степанида.— Ты пообедай по-человечески. Вчера не поел как следует, и сегодня... Д а что же это такое? Не пропадет она, ваша работа... — Не лезь ты, мать!— крикнул Митька.— Ты мне лучше объясни, объясни... — Д а чего тебе объяснить? — А то... про Зинку объясни! Не ты ли говорила мне: об Зинке с ее дитем не печалься. Сюда она не вернется, уж я позабочусь..: — Так не возвратилась пока. И не приедет... насколько я знаю. — А про ребенка... Что он... Опять же ты говорила: уж я сделаю, не узнают люди, чей он... Так сделаю, что и сама признается — не пове рят ей... — Митенька, Митенька! И сделала... Д а что стряслось-то? — А-а...— отмахнулся Митька и выскочил из избы. ...До позднего вечера он гонял трактор взад и вперед по огромному полю, нарезая снегопахом глубокие борозды. Вернувшись домой, ни сло ва не говоря, бухнулся в постель. ...Утром тоже встал молча. На кухне плеснул в лицо холодной во ды. И только вытираясь мохнатым полотенцем, усмехнулся про себя: «Не сплетни, значит? Догадалась? Д у р а к Митька, значит? Ладно , Мить ка, будь дураком, да не простаком. Так частенько говаривает мать. Что же, если подумать — правильные слова...». Он взял с подоконника крынку молока, накрытую блюдечком, по болтал и выпил чуть не половину. И, насвистывая, стал одеваться. Степанида вышла из своей комнаты заспанная, разлохмаченная, с красными рубцами на щеке. — Ты куда, сынок, такую рань? — спросила она, придерживая од ной рукой кофточку на груди, другой приглаживая волосы. Митька, не отвечая ей, вышел, взял в сенях лыжи. Морозный воздух был сух и свирепо обжигал горло. З а ночь на сне га, на крыши домов, на заиндевелые деревья осыпалось много звездной пыли. Эта и скрящая ся пыль толстым слоем лежала и на укатанной д е ревенской улице. Взбивая ее лыжами, Митька побежал за околицу. Издалека, еле слышимый, донесся паровозный гудок. Митьке почу дилось даже, что он улавливает перестук колес по рельсам. Он перестал дышать, напряг слух — и точно: где-то шел поезд. Мерзлые рельсы бы ли особенно звонки, колкий морозный воздух особенно хорошо проводил звуки — и певучий звон долетал сюда, к Марьиному утесу. Митька д а же позавидовал утесу, который слушает каждый день эту музыку, и стал думать о Лене-Елене, о маленьком докторе станционного медпункта. Он вспоминал, как сидел в ее кабинетике на клеенчатой кушетке, а она от кинулась на спинку стула, голова ее ока залас ь в полосе солнечного све та. И заискрились ее волосы, пронизанные этим светом, а весь профиль лица — лоб, нос, губы и подбородок очертила золотисто-розовая каемка...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2