Сибирские огни, 1963, № 11

Ребенок перевернулся на бочок, лицом к Митьке, чему-то улыбнулся и опять задышал ровно и глубоко. Фрол присел на табуретку, поглядел на молочную лужу. — Чего ж ты... подотри, — сказал он Степаниде. У нее задрожали губы, из глаз хлынули слезы. Но она ничего не ск а ­ з ал а , вытерла концом платка глаза и взялась за тряпку. Степанида подтирала пол, а Митька все глядел то на отца, то на ребенка. — Зачем ты его принес? — проговорил он. — А ты как — набегался? — в свою очередь спросил Фрол. — Куда это я бегал? — Тебе лучше знать. Я же следил за тобой, подлецом... — Митька медленно- опустил чубатую голову. А Фрол прибавил: — Вот-вот... Т ак не­ долго и совсем уронить ее. Степанида меж тем подтерла пол, собрала глиняные черепки. — А ты, Степанида, прости меня, — глухо вымолвил Фрол. Вымол­ вил и ждал ответа. Но жена молчала. — Так прощаешь, что ли? Подурил я — опомнился. Помогли... хорошие люди опомниться. Д авайте жить. Вот он — внук у нас с тобой... Степанида только^ всхлипнула. Прошла еще минута. И еще. — Так что же ты стоишь? — спросил Фрол у сына. — Слышал ж е — ребенок мать зовет. Ступай, веди... — Ты же наблюдательный, так должен знать — ходил я к ней, — с к а з а л Митька. — Выгнала. — Выгнала?! А ты хотел, чтоб она тебе на шею бросилась? — Голос Фрола начал наливаться твёрдостью. — Может, и теперь погонит прочь, как... нашкодившего пса. А ты, не стыдясь, на колени перед ней. Мало бу­ дет ■— с улицы на карачках в дом вползай и проси прощенья. Я вот ста­ рый человек — а просил. А мне легче, что ли? Сам швырнул ее в грязь, сам и отмывай. Д а отмоешь когда —• благодари, что она смилостивилась... Митька шевельнулся было, но с места не тронулся. — Сынок, ты ведь понимаешь все, — другим, теплым, чуть печаль­ ным , голосом продолжал Фрол. — Ведь накипь у тебя только сверху. А под ней — человеческое сердце. —/ Что ж, Митенька,— проговорила вдруг и Степанида.— Видно, идти надо. Душонка женская мягонькая и добрая. Может, оттает, распу­ стится. Сходи, сынок... Митька еще постоял, поглядел на сына. Поднял руку, застегнул пуго­ вицы до конца. Шагнул к вешалке и снял тужурку... 5 А весна, между тем, наступала и наступала. Когда зацвели подснежники и начали лопаться почки на деревьях, умер Анисим Шатров. Перед самой кончиной он велел Иринке сбегать за председателем. Когда Захар пришел, старик долго-долго глядел на него молча. — Тяжело мне, Захарыч, помирать-то, — вымолвил он наконец. — О т твоих слов тяжело... от этих, что на кочан я похож. Вот, все думаю — верно ведь ты определил. — Д а я же, Семеныч... Я же не хотел обидеть тебя, когда сказал так , — мягко произнес Большаков. — Что — ты... Сам я себя обидел. Обездолил, проще. Свернулся в кочан, а развернуться — не мог. От этого тяжело... С его щеки упала слезинка. Старик попросил: