Сибирские огни, 1963, № 11
Клавдия понимала, что если у нее с Фролом и было счастье, то оно продолжалось только одно утро — с того момента, как она уткнулась в его плечо, и до возвращения в обед с работы; если и было, то кончи лось в ту минуту, когда она, переступив порог, увидела смятого и взлохмаченного Фрола. Клавдия хотела на другой же день поговорить с Фролом начисто ту, разрубить надвое узел, который еще не успел затянуться. Но не ре шилась, не хватило сил. Не решилась и на другой день... А тут з а крутилось, завертелось все в Зеленом Доле, заколыхались уже перед глазам и крыши домов, деревья: Демид Меньшиков, Устин, Пистимея... И Фрол, Фрол Курганов в больнице, изрезанный ножами. ...Едва она услыш ала эту весть, схватилась и, в чем была, п обеж а л а куда-то. Еще хлестала цурга,'сквозь серую муть была почти не Е и д н а дорога. Она, эта заснеженная дорога, почему-то вздымалась кру то вверх, и Клашка карабкалась, кар аб к ал ас ь по ней. Клавдия и не слыш ала, как ее догнала автомашина, почти не ви д ел а Сергеева, который тряс ее за плечо. Она только еле-еле р а зо б р а л а его крик: — Рехнулась ты, баба! Пропадешь. Айда в машину. ■— Поедем, а?! Поедем!— ухватилась теперь за плечо Сергеева са ма Клавдия.— Ведь ему там плохо... Он помирает, может. — Куда в такую непогодь! Не пробьемся. — Тогда я пешком... Я — пешком. ...Когда приехали в Озерки, пурга немного притихла. Фрол не умирал. Он леж ал в небольшой, теплой и чистенькой палате с перебин тованной рукой и грудью, тепло и благодарно улыбался, как в первое утро их жизни. Больше уж он никогда так не улыбался. Д а и не до улыбок было: следствие, суд. Перед судом он сказал Клашке: — Хотел я тебе рассказать про свою жизнь нескладную, облегчить ся. Д а вот другому судье придется. На следствии я всего про себя не го ворил. Боялся, что ли? Не знаю... А сейчас — скажу... — И через минуту добавил: — Что бы мне ни присудили — будет по справедливости. А толь ко Митьке, сыну, скажешь так: отец виноват, но подлецом он никогда не был. Скажи, что я, мол, велел так передать. И еще — пусть о сыне своем подумает... Клавдия не очень-то уразумела, что все-таки передать Митьке, но обещала. Передать не пришлось, Фрола не засудили. И он сказал: — С Митькой я — сам теперь. И с Зинкой. Но с сестрой и ты пого вори — пусть в родную деревню возвращается. А? — Ладно, — покорно сказала она. Клавдия говорила с Зиной. Та лишь мотала головой и отвечала: — Не поеду, ни за что! Чего вы с Фролом привязались? — Значит, и Фрол уговаривает тебя вернуться? — Ну да, и Фрол... А еще раньше Мишка Большаков все вокруг ме ня вертелся, уши своими стихами прожужжал. И тоже — возвращайся, да и все, в Зеленый Дол... А сейчас отец его, Захар Захарыч, покою не дает. Как приедет в Озерки, так обязательно... — А Фрол-то... — глядя в сторону, проговорила Клавдия, — он... почему? — Надо, говорит, с Митькой вам жизнь налаживать. У ребенка, го ворит, отец должен быть. Должен, конечно... Д а легко ли мне... после все го... Но... если и захотела бы... он сам, Митька, не захочет. Правда, Фрол говорит...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2