Сибирские огни, 1963, № 11
— Митенька, сбегаю-ка я к богомолкам нашим вонючим. Если при дет отец, скажи, что у соседки я... Митька с той же полуулыбкой отвечал: — Ладно уж... Все походило на безобидную игру. Сейчас Митька вдруг почувствовал: если это и была игра, она кон чилась. — Вот что, мать... — сказал он, медленно вставая из-за стола. — Никуда ты не пойдешь. И чтоб больше я ничего подобного не слы шал... — Митенька! — Степанида так и осела. Глаза ее блеснули туск ло , беспомощно. — Д а что же это?! Надо мной отец всю жизнь... сто ял, а теперь — сын... Сын?! Вместо ответа Митька подошел к двери и закинул ее на крючок. 4 Фрол Курганов, в вымокшей тужурке, в расквашенных сапогах, си дел на давно вытаявшем пне, глядел, как ползут на берег многотон ные льдины, как они со скрежетом, со стоном корежатся, ломаются. Иные падают, сползают обратно вниз, в воду, и, повернувшись дру гим боком, снова лезут вверх, на довольно крутой в этом месте бе рег. Иные разламываются на сотни хрустальных осколков, куски поуве систее со звоном плюхаются на камни, в воду, прыгают, раскатывают ся по ледяным торосам, а мелочь фонтанами взлетает чуть не к его ногам. Напротив Фрола, на другой стороне реки, могуче стоял Марьин утес. Об его каменную грудь тоже бились огромные ледяные глыбы, бешено крутились. Средь ледяного месива бурлила, весело вскипала вода, радуясь долгожданному освобождению. Вода брызгала во все стороны, иногда со свистом вырывалась между остервенело трущихся друг о друга льдин. Упругие струи взлетали высоко вверх, точно пыта ясь достать свесившиеся над ними ветви осокоря. А осокорь стоял величаво и недосягаемо. За утесом, за осокорем клонилось к горизонту солнце. Но оно словно застряло, запуталось длинными космами в прутьях огромного дерева и теперь не думало из них выбираться, намереваясь вечно лежать, покачиваться в ветвях, от дыхая от своих тысячелетних трудов. Фрол недвижимо сидел на пне, смотрел на утес, на осокорь, на з а путавшееся в его ветвях солнце. Время от времени только чуть припод нимались и опускались его густые, разлохмаченные брови, да появля лось и исчезало что-то печальное, невысказанное в уголках его креп ких, сильных губ. Зачем он, Фрол, пришел сюда, зачем, проваливаясь в снеговой ж и же, убрел за деревню? Чтоб побыть одному, посидеть, подумать в ти шине? Но какая тут, к черту, тишина! Трещат перед ним льды, звенят сзади, в тайге, лесные птахи, ревет сбоку весенний поток, выливаясь по овражку в Светлиху. Мутная вода хлещет, как из огромной трубы, вниз, размывая высокий берег, волоча на себе сучья, кустарники, про шлогодние листья, комья перепутанных, выдранных где-то с корнями, трав... Возле Фрола, у его ног, лежит на длинном шесте рыболовный сачок. Может, п-'"’"зить рыбы пришел сюда Фрол Курганов? Д а , он так и сказал Клавдии еще в обед, вылезая из-за стола, оставляя почти полные тарелки:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2