Сибирские огни, 1963, № 9

ляется, поддерживая одну из основных сюжетных линий пьесы. Логина обстоятельств должна была бы потребовать от Дахно известного лави­ рования между собственными желания­ ми, искушением предать и опасливой мас­ кировкой своих побуждений, стремлени­ ем укрыть ¡их от глаз враждебного ему коллектива. Упроза возмездия, которой Дахно не мог не чувствовать, даже огля­ дываясь ¡на покровительство властей, должна была бы заставить его до време­ ни ¡приспосабливаться к нормам общежи­ тия, в котором он оказался как военно­ пленный. Его злоба, антисемитизм, ухват­ ки торгаша и мародера ¡не могут не про­ рываться при ¡каждом соответствующем случае. Но он слишком дорожит своей шкурой, чтобы откровенно, нарочито, без оглядки на окружающих демонстриро­ вать эти качества. У Пановой Дахно без­ рассудно идет напролом. Если в этом сказался сознательный замысел драма­ турга, то и в таком случае необходимо было известное уточнение общего ри­ сунка ¡роли. Образ Дахно потребовал бы обострения, перевода мотивировок из бы­ тового в углубленно-психологический план. Так или иначе, ускоренное обна­ жение покровов привело к досрочной раз­ вязке уже во вторам акте, лишая тре­ тий, финальный акт пьесы одной из наи­ более драматичных ее коллизий. Линия Дахно дополнена в «Метелице» историей нравственного падения Болюти- на. Он тоже кончает ¡предательством, но не столько «из принципа», сколько по душевной трусости, слабости, неистреби­ мому эгоизму. Условия плена с неумолимой последо­ вательностью проверяют людей, делят их на крепких и слабых, честных и подлых. Но в определенных условиях проявить слабость, значит оказаться в ¡категории подлых. История Болютина наглядно обнажает эту диалектику качеств. В труд­ ных обстоятельствах он проявляет склон­ ность к истерике, к самобичеванию и са- мооголению. Животный страх за себя, отсутствие сколько-нибудь прочных об­ щественных .импульсов и убеждений за­ кономерно толкают его на путь отступ­ ничества и предательства. Он теряет все, что 'Связывало его с советскими людьми, теряет самое право называться советским человеком. Жесткую, но ясную альтернативу, ко­ торую ¡выдвигают испытания фашистско­ го плена перед советскими людьми, чет­ ко формулирует .в пьесе Меркулов: «Мы — советские люди, которых хотят сде­ лать скотами. Каждому это ясно, и не о чем много говорить... Кто крепок, тот не оскотеет, выйдет отсюда человеком... ли­ бо умрет человеком». В финале пьесы эта альтернатива осу^- ществляется с несколько неожиданной для Пановой ¡прямолинейностью. В зале синагоги во .время общего за­ темнения зажигается феерический свет. Вместе со взорванным арсеналом гибнет вся группа пленных, направивших на се­ бя бомбы советских самолетов. Группа гибнет величаво, картинно, с песней, как полагается по всем канонам литератур­ ной патетики. В последних сценах пьесы торжествует риторика вместо глубокой правды положений и чувств. Заданность финала обрывает развитие и разрешение реальных мотивов, заложенных в замыс­ ле и теме пьесы. Как тонко заметил один из критиков, «Панова ¡высоко подняла меч трагедии, но опустила его плашмя» (М. Кораллов.' Об одной старой пьесе... «Театр», 1957, № 7). В последнем дей­ ствии «Метелицы» на первый план вы­ ступает частная, лирическая линия отно­ шений Вали и Коели. Она завершается счастливым концом на фоне общей ги­ бели остальных персонажей. Внешняя героика финала волнует гораздо мень­ ше, чем суровые, неприкрашенные, ис­ полненные истинного драматизма сцены из жизни ¡плененных, но не сломленных советских людей. Именно эта живая основа пьесы сохра­ няет за «Метелицей» Пановой достойное место в числе наиболее талантливых про­ изведений нашей драматургии, отозвав­ шихся на трагические события последней мировой войны. 4 Пьеса «Проводы белых ночей» пере­ носит нас в мир сегодняшних житейских отношений и конфликтов. Задумана пье­ са, иак сценический диспут, как спор о жизни, который герои ведут не только на словах, но и действием, утверждая (или опрокидывая) логикой своих поступков смысл собственной позиции. Накал дис­ пута определяется тем, что он задевает кровные интересы спорящих, их судьбу, их место в жизни, ¡их настоящее и буду­ щее. А поскольку герои молоды, посколь­ ку жизнь еще не изведана ими всерьез,, не постигнута в сокровенных ее прояв­ лениях и свойствах, итоги диспута оказы­ ваются неожиданными для самих его уча­ стников. Как драматург Панова вовсе не стре­ мится во что бы то ни стало увенчать спор утверждением бесспорных истин. Она оставляет место для ¡размышлений, для . сравнения 'справедливости разных позиций, разных точек зрения в подходе к одному и тому же ¡предмету. В этом именно художественная сила пьесы. И напротив, там, где некоторые «бесспор­ ности» все же ограничивают свободу и самостоятельность позиций действующих лиц, мельчится проблематика пьесы, сни­ жается «мыслительный» уровень, на ко­ тором мог бы быть завершен диспут. В «Проводах белых ночей» Панова раз­ вивает мотивы, уже затронутые в неко­ торых прежних ее произведениях. Здесь есть ¡перекличка (по контрасту) с «Девоч-