Сибирские огни, 1963, № 9

возвращаются к «самому началу», к пер- гвоистокам национального сознания, к двум березкам на деревенской околице— поэтическому символу земли русской,— черпая в этом возвращении новые душев­ ные силы и мужество. Хорошо ли это? Странный вопрос! Это было неизбежно как первая и естествен­ ная реакция на трагедию поруганной земли, пепелища родных городов, оскорб­ ление национальных святынь, страдания народа под сапогом нашествия. Другой вопрос, достаточно ли было этого пробудившегося национального чувства, чтобы осознать всю глубину кон­ фликта между силами фашизма и совет­ ским строем, вступившими в смертель­ ное единоборство? Исчерпывала ли на­ циональная идея всю пропасть идеоло­ гических различий, во -имя которых ве­ лась борьба? Замысел «Метелицы» Пановой возник как раз на 'решении этой большой худо­ жественной задачи. В «Метелице» тоже обостренно зву­ чит национальная тема. Действие пьесы происходит в конце 1&41 года в эстон­ ском городке Н., захваченном немецкими войсками. Здесь, в опустевшей и забро­ шенной синагоге — громадно-высоком за­ ле с унылой архитектурой, — уготовле­ но помещение для советских военноплен­ ных. «В этом зале еще недавно моли­ лись. Сейчас на нем печать гонения и одичания. Лампочка на кривом шнуре го­ рит одиноко и испуганно». Эта авторская ремарка служит пер­ вым указанием на следы недавно разыг­ равшейся трагедии. Самое место дейст­ вия — поруганный храм с черными си­ луэтами шестиугольных звезд на окнах, Давидовых щитов, — как бы заключает конкретное содержание пьесы в общую символическую рамку, ежеминутно напо­ минающую о времени чудовищных наци­ ональных гонений, превзошедших по сво­ ей массовой свирепости все, что было испытано человеком с библейских вре­ мен. Жуткий образ обезумевшей древней старухи-раввинши, у которой убили всех — мужа, детей, внуков и правнуков,— поддерживает сумрачный символический план пьесы. Несколько раз в течение действия появляется на сцене раввинша, чтобы на полубезумном языке высказать свое несогласие с судьбой, чтобы прокри­ чать свои проклятия богу, допустившему то, что произошло. «А где бог? — бормочет она. — Я его тоже звала — не отзывается. Почему он не посмотрит, как мне холодно? Почему он не даст т е обратно Мойше, Рувима, Шолома, Сару? Бог? Бог! Где ты, бог? Где. мои дети? Где мои внуки? Люди, от­ вечайте мне: куда вы их девали? Что вам сделали маленькие дети?.. Бог!..» Мрачный фон пьесы не дает забыть о трагедии времени, жестокости общих об­ стоятельств, захвативших и закруживших людей в бурную, «метельную» эпоху ис­ тории. Непохожих людей свела судьба в за­ брошенной синагоге маленького эстон­ ского городка. В числе десяти военно­ пленных, выстроившихся на перекличке под гулкими сводами (громадного зала, встретились люди разного возраста, раз­ ных профессий, разных национально­ стей, разного склада души. Здесь встретились израненный комис­ сар батальона Меркулов, спасенный от смерти своими товарищами, и проворо­ вавшийся кладовщик Дахно, спасенный от тюрьмы начавшейся войной; шахтер Я!рош, служащий Пархомов, продавец хлеба Гречка, садовод Шарафутдинов. ленинградская студентка Валя и даже вчерашний московский школьник Коля Коели — внук каталикоса всех армян. Он пошел в армию добровольцем и попал в плен. Для каждого персонажа пьесы Панова сумела найти характерную ли­ нию поведения, особую биографию, свой язык. Рядом с военнопленными в пьесу вхо­ дит целая труппа персонажей, занимаю­ щих промежуточное положение между немецкими завоевателями и порабощен­ ными советским людьми. Это товарищ городского -головы Теесалу, полицейские Сепре и Лутс, добропорядочное семейство Ильмарйне. Старый Лутс связан семей­ ными узами с русскими. Еще до войны его дочь вышла замуж за русского офи­ цера и осталась в Ленинграде. Сам Лутс стремится к одному: не слишком обижать доверенных ему пленных и не очень раз­ дражать вышестоящие власти. Война ког­ да-нибудь кончится и незачем обострять ее ожесточение, множить ее жертвы. Та­ кова его позиция. Лутс настойчиво при­ держивается своей мудрости. Но эта мудрость годится лишь для тех, кто же­ лает пересидеть в тихом углу бурную по­ ру истории. Она не возвышается над пси­ хологией мирного обывателя, желающего остаться в стороне от схватки. Эту линию житейского благоразумия завершает в «Метелице» явление семейства Ильмари- не — бабушки, мамы и внучки. Только один раз появляется семейство Ильмари- не под сводами синагоги, чтобы, с согла­ сия властей, за двадцать марок выбрать из числа военнопленных работника или. может быть, мужа для внучки, оставшей­ ся без жениха. Все семейство убеждено, что оно оказывает благодеяние тому, на кого падет выбор. И это, учитывая мрач­ ную перспективу судьбы пленных, отча­ сти действительно так. Но какое крохот­ ное, неразвитое представление о челове­ ке, его счастье, его свободе и праве рас­ поряжаться собой лежит в основе этого убеждения! Ситуация драматическая и смешная. Она написана Пановой с под­ линным блеском истинного искусства, по­ коряющего своей неожиданностью и сво­ ей правдой.