Сибирские огни, 1963, № 9
наигранной походкой. Отец, закашляв шись махоркой, следит за мной издале ка... Бухгалтер лупит в домино... И не кто, сев у, радиолы, мрачнея, кру тит баркароллы и за женой следит в окно». Где же все-таки поэзия? Ужели только в рифмах типа «походкой — махоркой?» Автор и сам начинает понимать, что его поэтическое кресало не то что огня, но и искорки еще не высекло, и принимает ся, мягко говоря, «юлить»: И все как будто беспричинно. Мне критик скажет благочинно, Что есть сюжеты поновей. Наконец, «гора рождает мышь» — из немудренькой зарисовки «выуживается» нечто «глубокомысленное»: Но (?!) эти люди завтра утром Уйдут к станкам в молчанье мудром, Взглянув на спящих сыновей. А вот ведь работают! — восторгается автор. Ну и что ж? — недоумевает читатель (и критик). До подобного пародирования поэти ческого приема не каждому, к счастью, дано дойти, однако ясно, что стихи с такими «привязанными» обобщениями находятся где-то на одной линии с поэти ческими поделками. Стремление рассмотреть большое в малом, необыкновенное в обычном, геро ическое в будничном — свойство поэти ческого взгляда на мир С. Козловой, автора сборника. «Камнерез». Ее стихи посвящены «хозяйке всей красоты земной» — женщине из далекой Тувы. Сюжеты многих стихов С. Козло вой построены на контрастном сопостав лении старого и нового в жизни Тувы, на противопоставлении людей, цепляющих ся за отжившее, за «иконную черную «благодать» «старинного быта», и—лю дей, пришедших «через древний лес —- к молодой, настоящей жизни». Героями поэтессы движет воинствующее гумани стическое чувство: «нет, нельзя человека без боя отдать старине, гремящей костя ми», всякой гнили и нечисти, -что ч<хоро-. нится по углам от большой дороги наро да». С. Козлова проводит свою любимую героиню через чистилище борьбы с «цепким мещанством», возвращает ей молодость с ее «спокойной, уверенной красотой» и вводит в «молодой рабочий город» счастья и труда. Как гордо ты распрямилась, ' Тувинка, Женщина, Мать! Худые, робкие руки Оружие взять сумели, Пером овладеть сумели, Сумели знамя поднять! С. Козловой удаются стихи с острым, динамичным сюжетом, хорошо выявля ющим характер человека в действии, в движении, в борьбе. Таковы небольшая поэма «Две матери» и стихи цикла «Без единого выстрела». Наоборот, стихи «Камнерез», «Праздник животноводов», и некоторые куски поэмы «Грудь Земли» кажутся композиционно несобранными, растянутыми и описательными; в них нет глубокого и поэтично поданного эмоци онального человеческого движения, ко торое могло бы сцементировать, сконцен трировать вокруг себя лирический сю жет. Чувствуется и некая стилизация под народный эпос. И вот что интересно: нотки стилиза ции, затянутость описаний и т. д. появ ляются там, где автор говорит о прежней жизни («Грудь Земли»), или там, где действие развивается вне конкретного обозначения времени («Камнерез»). Сто ит поэтессе дать слово человеку нашего времени, как стих приобретает четкий и упругий ритм, образ наполняется жи вой, пульсирующей кровью поэзии (стихи «Бригантина», «После собрания», «Солн це будет светить!» и др.). «Огрехи» и издержки поэтического письма С. Козловой в разной мере при сущи и другим молодым поэтам. Стихи П. Маштакова, например, «портит» иног да некоторая недоработанность, «недо- веденность» замысла («Ленька»), а так же риторичность («Наши будни») и —- в ряде случаев — сомнительная «сме лость» отдельных поэтических деталей («Косари»), Но, как у С. Козловой и Н. Касьянова, стихи П. Маштакова ио- хорошему волнуют читателя, когда он за водит рассказ о человеке, близком и по нятном ему, о товарище по труду и борь бе. Герой П. Маштакова тоже не бродит «в поисках работы», «не шумит» о ка- ких-то особых своих «правах», а идет «туда, где башенные краны», где на степные «выжженные травы» выходят тракторы покорителей целины. Недвусмысленно выразил П. Машта ков отношение своего рабочего героя к людям и явлениям, противостоящим на шей общей цели. Стихотворение «Тор гаш» — небольшой, но выразительный по силе обличения рассказ о человеке — антиподе положительного героя поэта. По мысли автора, спекулянт, барахольщик, что проводит жизнь свою в погоне «за длинным рублем»,— нелепейший, хоть и живучий еще анахронизм в нашем об ществе. Путем точных бытовых й пси хологических деталей поэт показал, как «жадность одинокая» убивает все чело веческое в человеке; дух стяжательства гонит его из родных мест и превращает в бездомную собаку: «притихнет день в тумане матовом, уйдет курьерский на Ташкент, и борода твоя лохматая, как пес, свернется на мешке». «Листы лав ровые» превращаются в шуршащие «за
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2