Сибирские огни, 1963, № 9
ковши Большой и Малой Медведицы. Это созвездие Лиры. Там красавец Сириус, ярчайшая из северных звезд. А вот, на самом горизонте, звезда ярче Сириуса. Но почему ярче?.. Звезда была неестественно яркой. Как и все, она дрожала. Она буд то раскачивалась на волне: вверх, вниз, влево, опять вверх. И странно: казалось, будто считаные километры отделяли ее от Евгения. Он в г л я делся попристальней, и ему показалось, что звезда начинает двоиться. «Что за черт?» — подумал он и вдруг оторопел: рядом со звездами-близ- нецами неуверенно затеплился, погас и вновь затеплился красный огонек... Евгений вихрем ворвался к капитану и, сра зу позабыв обо всех р а з ладах , единой радостью выдохнул: — Сергей Григорьевич! Идет!.. 2 Матроса, снятого с греческого судна, звали Михаилом. Михаил Пирос. ...В эту ночь Михаил плакал. З а бревенчатыми стенами больницы шумел ветер и сухо шуршал по оконному стеклу. Михаил сидел в постели, откинувшись спиной на подушку, и смотрел в темноту горячечно-округленными глазами, черными и до краев напол ненными грустью. Он плакал без слез, беззвучно глотая сухие комки. Пл ак ал от удуш ливой жалости к себе и еще от страха, перед чем — он не знал. Он видел свою родину, маленький рыбачий поселок, притиснутый песчаными дюнами к желто-горячему глинистому обрыву. Видел свой дом: его плоскую крышу и глиняные стены. И чувствовал з ап ах сетей, сохнущих к а солнце. Потом ему вспоминалась мать. Вот она, сутулая и смуглая, ведет его по жарким, полуденно-притихшим улицам Пирея. Вот она униженно про сит какого-то господина взять на работу сына. Господин сидит за боль шим столом, перед ним — вентилятор: господин включает и выключает его, и, когда включает, волосы на его голове начинают шевелиться клуб ком черных, злых змей... Потом холодное, вечно в испарине желе зо маленькой каюты, внизу, под капитанским салоном. Михаил служит стюардом, и дни его проходят, полные дурманящего запаха цикория. Как он тоскует по берегу! Он не любит моря. А в детстве он доверял его ласке. Он мог войти по колено в его прозрачно-невесомую волну и стоять долго-долго, чувствуя, как босые ступни погружаются в чистый и хрусткий песок. Потом море отняло у него отца, и он перестал ему верить. А пере став верить, стал ненавидеть. Море примяло его вызов, и стало мстить ему. Море издевалось над ним. Издевалось, раскачивая на своих волнах огромную железную коробку, и тогда его девичье лицо зали в ал а мерт венная бледность. В такие минуты он укрывался в каком-нибудь закоулке судна и, закрыв глаза, подолгу шептал свои нехитрые молитвы. Море издевалось над ним, столкнув его лицом к лицу с капитаном Алимпасом. Капитан Алимпас вызывал в нем неизменное ж е лани е вдруг исчезнуть, раствориться, стать невидимкой. Но жизнь не считалась с его желаниями и по восемь раз в день за с т авл ял а бесплотно, призраком, вы растать за спиной капитана, стоять не дыша и, прежде, чем капитанское желание успеет оформиться в слова, выполнить его.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2