Сибирские огни, 1963, № 9
спрашивали, кто мы, когда брали письмо у Джеймса и передавали его мне,— до бавил он холодно. Бертрам оттянул воротник, ставший вдруг тесным. Подполковник снова был сама любезность. — Я черкну вам пару строк. Вы отдадите их в пансионате Беккеру. Вот ад рес.— Американец протянул визитную карточку.— Там вы можете спокойно пе реночевать. Документов никто не спросит. Утром, когда отдохнете, снова придете ко мне. А я тем временем урегулирую необходимые дела. Он подошел к Бертраму и снова похлопал его по плечу. — Завтра мир для вас будет выглядеть совсем иным. Когда Бертрам вышел на липовую аллею, вспыхнули уличные фонари. В до лине, залитой электрическим светом, лежал Висбаден. 26 Бертрам уже много выпил. Размалеванные рожи на высоких табуретах бара с сигаретами во рту, длинными ногтями и черными сумочками вызывали у него отвращение. В ресторане ему хотелось кричать от оглушающей какофонии труб, саксофонов и скрипок. Возле публичных домов, где бесстыжие девки хватали за рукав и заученно бросали — «Малыш!», Бертрама трясло от омерзения. Пошлые, кричащие рекламы фильмов гнали его обратно в пансионат. Комната, выбеленная известкой, была почти пуста. Он посмотрел на свое от ражение в зеркале. Яркий свет делал еще более резкими тени вокруг рта и глаз. Его шатало. Он бросил окурок в умывальник, лег на кровать и закружился вместе с нею, как на карусели. Наплывали и уносились прочь разрозненные, полузабытые картины... Ратуша в Бреслау, школьные экскурсии, старики родители... Они так гордились своим единственным сыном... Первый семестр в высшей техноло гической школе в Данциге — он был совсем мальчишкой, когда сдавал экзамены на зрелость... Потом — учебный плац... Он раздался в плечах, стал крепким, сильным. В таких нуждалась артиллерия. Такие как раз подходили, чтобы таскать снаряды. Вскоре он получил первые петлички. Война... В конце концов он благополучно приземлился у американцев. Помощник по вара, шофер, киномеханик... Пока не подвернулся счастливый случай — перевод в технические войска. С тех пор, ему казалось, он твердо стал на ноги. Он хотел быть свободным, независимым и честным. Хольдентанн все перевернул. Бертрам вдруг обнаружил в себе склонность к семейному уюту, покою, домашним туфлям. Ему захотелось заняться своим хо зяйством, «клевать носом» в качалке, гулять по воскресеньям «всей семьей», иметь детей... Сначала он сам над этим смеялся. Затем окончательно определился его иде ал: «Мой дом — моя крепость». Эльза Вебер предлагала ему все, о чем он мог толь ко мечтать. И вот теперь... Он лежа*л одетый на постели и думал о Муш — так он называл Эльзу, о лей тенанте с ХРП2, о будущем. Рядом шумел ночной город. Все люди — в клетках. Каждый в своей. Стремятся друг к другу, но никто не в силах сломать клетку, выбраться из нее. Бертрам встал, подошел к умывальнику, подставил голову под струю хо лодной воды, стер полотенцем хмель с лица и снова вышел на улицу. Ему стало легче. Теперь он может трезво во всем разобраться. Вернуться в Хольдентанн? Так или иначе — конец. Удостоверение и письмо — в полиции. Примкнуть к Томпсону?.. Чем дольше он думал, тем мрачнее становилось у него на душе. Трудно, оказывается, человеку лишиться собственного имени, своего «Я».
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2