Сибирские огни, 1963, № 9
Билли Джеймс, передавая ему конверт, дал понять, что с письмом надо быть осто рожней. Черт знает, что затевает Ольберг. Дались ему бриллианты!.. — Это вовсе не шутка. Допустим, вы надумали стать гранильщиком дра гоценных камней,— начал Ольберг.— У вас есть небольшой капитал. Так сказать, маленький капитальчик. И вот вы покупаете камень, кладете его в сейф, и он на чинает расти. Очень просто! А через несколько лет вы становитесь богатым чело веком. Неужели вы никогда об этом не слышали? Бекас окинул его высокомерно-презрительным взглядом. Он чувствовал себя одураченным. Рабочий, сидевший напротив, погладил усы и солидно подтвердил: — Да, так они и делают. Точно так... Бертрам беззвучно смеялся, а Ольберг, между тем, продолжал рассказывать. — Вы мне можете верить. Только тут есть небольшая хитрость. Совсем ма ленькая. Человечек снова обратился в слух. — Скажем, раз в неделю к гранильщику приходит торговец, приносит ему камни для шлифовки и забирает ограненные. Но торговец получает обратно не те камни, которые он приносил. Один камень подменен. Всего один! Кто установит, сколько каратов сточилось при шлифовании? Никто! А результат? Камень в ва шем сейфе понемногу растет. Ясно? Бекас насмешливо опустил уголки рта-клюва: — Слишком долго!.. А что вы делаете с камушками, которые «подрастают»? — Откуда я знаю. Гранильщики, наверное, продают их,— пожал плечами Ольберг. Человечек пригладил седую щетку волос и снисходительно улыбнулся. — В таком случае я могу предложить вам более выгодное дельце.— Он вы тащил из внутреннего кармана куртки золотые часы.— Вот, пожалуйста: велико лепный экземпляр, всего сто двадцать марок. Я охотно расскажу вам, как я про дал точно такую модель по дороге в Гейдельберг...— Бекас торжествующе огля дел купе и положил руки на саквояж. — Итак, я ехал скорым из Кайзерслаутерна в Гейдельберг, в первом классе, конечно. В соседнем купе — три ами. Напротив меня — девушка. Такая, знаете... У нас завязывается разговор. Не доезжая Мангейма, я показываю ей часы. У нее разгораются глаза. Двести эммочек,— говорю я. «Слишком дорого, мой доро гой»,— пугается она. Но я вижу, что рыбка клюет, и не уступаю ни пфеннига! Она встает и исчезает из куле. Подожди, думаю, ты еще придешь! И она, действи тельно, вскоре возвращается! Я, говорит, покупаю часы. Пожалуйста! Где деньги? Она спрашивает: «А вы далеко едете?» — «До Гейдельберга». «Порядок! Вы по лучите свои деньги!..» Она собралась выйти снова, но задержалась на секунду и просит меня: «Не могли бы вы оказать мне небольшую любезность?» — «С удо вольствием, говорю. Какую?» — «Постойте возле соседнего купе и никого туда не пускайте..:» Человечек оскалил зубы и снова окинул взглядом пассажиров с таким видом, будто только что, как ловкий фокусник, вытащил из пустой шляпы живого кроли ка. Пожилой рабочий с усами крякнул и вынул из кармана красный носовой платок. — И что я должен вам сказать... Перед самым Гейдельбергом она выходит в коридор, немного растрепанная, но в общем вполне приличная, сует мне ровно двести эммочек, просить дать ей часы и идет по вагону. Трое ами за ней... Пред ставляете? — Давно вы занимаетесь этим делом? — спросил Ольберг. — Несколько лет,— ответил человечек, и лицо его снова стало похожим на птичье. — А раньше? Бекас выпрямился. — Послушайте! За кого вы меня принимаете? Неужели я похож на комми вояжера?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2