Сибирские огни, 1963, № 8

автографами, с дарственными надписями Кеннану. Таков, в числе прочих, -портрет Ядринцева. Одиннадцать снимков подпи­ саны словом «неопознанный». Кроме портретов, в альбоме около три­ дцати фотографий тюрем, этапов, ка­ торжных рудников, барж для перевозки арестантов, много снимков сибирских го­ родов, подлинные рисунки ссыльных и т. д. Важное дополнительное доказатель­ ство «родства» нью-йоркского альбома с красноярским — то, что в коллекции два снимка Мышкина, портрет которого Вла­ димир Ильич заказал одновременно с портретами Чернышевского и Петра Алексеева. Красноярский краевед уста­ новил, что тюремный фотограф в разное время дважды снимал отважного револю­ ционера для полиции и для своего тайно­ го альбома. Ипполит Мышкин в истории русского революционного движения был кометой столь же яркой, что и Петр Алексеев. Сын крепостной крестьянки и военного писаря, он обладал выдающимися спо­ собностями. Уже в молодые годы Мыш­ кин был отмечен наградой из рук царя, как блестящий военный стенограф. Вот, казалось, и «вышел в люди»: приличное жалование, у начальства — на виду... Но, скопив деньги, Мышкин завел типо­ графию, чтобы печатать в ней книги для крестьян и рабочих. В те годы познако­ мился он с одним мечтателем, который звал молодежь бежать в Америку и там основать коммуну. Покинуть Родину? Нет, место русского человека — в гуще своего народа! И нелегальные книжки, отпечатанные Мышкиным, стали расходиться по всей матушке Руси. Полиция узнала, что печатаются «про­ тивоправительственные издания». Но Мышкин успел скрыться и тайно пере­ шел границу. Там его след как будто за­ терялся. ...Летом 1875 года к воротам Вилюй- ского острога подъехал жандармский по­ ручик Мещеринов. Он предъявил бума­ ги, где говорилось, что ему поручено пре­ проводить опасного государственного преступника Чернышевского, находяще­ гося в остроге, на новое место. Но у по­ лицейского исправника было тайное предписание никого не допускать к Чер­ нышевскому без личного разрешения якутского губернатора. Поручик такого разрешения не имел. И в мундире его была странная небрежность: аксельбант не на том плече. Исправник, заподозрив неладное, навязал Мещеринову в прово­ жатые к губернатору надежных казаков. По дороге из Вилюйска в Якутск жан­ дармский поручик неожиданно выхватил револьвер и, отстреливаясь от казаков, попытался скрыться. По таежным тропам ринулась погоня. Вскоре закованного в кандалы мнимого поручика бросили на пол одиночной ка­ меры якутской тюрьмы. Он признал, что хотел освободить Чернышевского, но на­ отрез отказался назвать своих сообщни­ ков. Не выдал он их и в Иркутске, куда доставили его на допрос. Жандармы уже знали, что перед ними — давно разыски­ ваемый по делу тайной типографии Ип­ полит Мышкин, но больше ничего не мог­ ли добиться. И Мышкина повезли в Пе­ тербург. На суде он, как и Петр Алексеев, про­ изнес речь, обличающую царизм. Мыш­ кина приговорили к десяти годам катор­ ги. Его бросали из одной тюрьмы в дру­ гую, объявляли сумасшедшим, морили в карцерах. Но поистине неукротимый дух жил в этом человеке! Он протестовал против жестокостей тюремного режима, пытался бежать, уст­ роив подкоп с помощью гвоздя и штука­ турной лопатки, и, наконец, решился на отчаянный шаг: дал в церкви пощечину смотрителю тюрьмы. В 1881 году, по дороге в назначенную ему забайкальскую каторгу, Ипполит Мышкин пришел с этапом в краснояр­ скую пересыльную тюрьму и был здесь сфотографирован. Возможно, именно этот снимок оказал­ ся роковым для Мышкина. За произнесе­ ние «бунтарской речи» на похоронах по­ литического ссыльного ему было добав­ лено еще 15 лет каторги, но он сумел вместе с товарищем бежать из карийской тюрьмы под чужим именем. Беглецы благополучно миновали нема­ ло застав, расставленных на дорогах. Тем временем по Сибири разослали фотогра­ фии бежавших, и один из полицейских вспомнил, что как-то он проверял паспор­ та у тех, кого увидел теперь на снимках. К несчастью, его память удержала и