Сибирские огни, 1963, № 8

Но вот шесть портретов одного челове­ ка — бритого и с бородкой, в шапке и с непокрытой головой, в профиль и анфас. Рядом в альбом вклеено подлинное объ­ явление: «Отставной штабс-капитан Сергей Пет­ рович Дегаев, приметы — маленького роста, худощавый темный блондин. 5 ООО рублей назначено за сообщение полиции сведе­ ний, которые, дав возможность опреде­ лить местонахождение Дегаева, поведут к его задержанию. 10 ООО рублей будет выдано тому, кто, указав полиции местопребывание Дегаева, окажет содей­ ствие к задержанию преступника». Наверное, такое объявление было рас­ клеено всюду по Москве и Петербургу. Может быть, революционеры, соратники Дегаева, особенно заботливо охраняли «маленького роста, худощавого темного блондина» от полиции и сыщиков. Не по­ дозревали они, что «темный блондин», одна&ды попав в руки жандармов, сма­ лодушествует и станет опаснейшим пре­ дателем... И не кощунство ли, что теперь физиономия Дегаева наклеена в альбоме рядом с выданной предателем и пригово­ ренной к вечной каторге Верой Фигнер, участницей покушения на жизнь Алек­ сандра II. Конечно, террор был ошибкой народо­ вольцев, не веривших в революционные возможности рабочего класса. Но долгое время некоторые наши историки вспоми­ нали только их ошибки и забывали их подвиги. Лишь за последние годы восста­ новлена историческая правда о тех, кто, не найдя еще верного пути, боролся с произволом мужественно и беззаветно. Владимир Ильич Ленин, говоря о по­ колениях русской революции, напоми­ нал, что в свое время революционную агитацию Герцена подхватили, укрепили, закалили революционеры-разночинцы, начиная с Чернышевского и кончая геро­ ями «Народной воли». Шире стал круг борцов, ближе их связь с народом. «Мо­ лодые штурманы будущей бури» — звал их Герцен. И вот альбом с выцветшими фотогра­ фиями «молодых штурманов» — в стра­ не, где больше всего на свете боятся ре­ волюционных бурь, в городе, ставшем одним из бастионов старого, отживающе­ го мира, в мраморном здании на пере­ крестке, откуда за десять минут можно доехать до Уолл-стрит и за столько же без спешки дойти до особняков миллиар­ деров на Пятой авеню. Вечный гул и гро­ хот Нью-Йорка рвутся в открытые биб­ лиотечные окна. Я прислушиваюсь: голос, усиленный мегафоном, и эхо в ущелье улиц призы­ вают голосовать за сенатора, который «знает, как раздавить Кастро и восстано­ вить царство закона на Кубе». А потом голос тонет в надрывном вое ежедневной пробы сирен воздушной тревоги, возве­ щающем Нью-Йорку наступление пол­ дня... — Простите, но, по-моему, это Коро­ ленко! — слышу я за спиной голос неза­ метно подошедшей г-жи Яхин. Да, конечно, Короленко. Ведь он тоже был политическим ссыльным и одновре­ менно с Петром Алексеевым сидел в пе­ ресыльной тюрьме. Рядом с редким порт­ ретом писателя вклеен его подлинный рисунок с натуры, изображающий жили­ ще ссыльных поселенцев в снегах Яку­ тии — подарок Кеннану. И разве Короленко был единственным русским писателем, запечатленным тю­ ремным фотографом? Листая альбом, вижу фотографию До­ стоевского. Приговоренный за участие в- подпольном кружке к смертной казни,, которую в последние секунды перед рас­ стрелом заменили каторгой, Достоевский- четыре года провел в «мертвом доме» Омской тюрьмы. Портрет, наклеенный в альбом, снят именно в Омске. Дальше Салтыков-Щедрин, совсем еще молодой, в тюремной одежде: должно быть, сни­ мок времен семилетней вятской ссылки. Константин Станюкович, сосланный в Сибирь за «сокрытие государственных преступников»—народовольцев, за связь с живущими за рубежом политическими эмигрантами и за печатание статей «вредного направления». На портрете — дарственная надпись: «Многоуважаемо­ му доктору Кеннану на память, город. Томск». Писатель Григорий Мачтет, ав­ тор песни «Замучен тяжелой неволей», которую так любил Ленин. Перевернув очередную страницу, я ви­ жу поразительно знакомое лицо. Кто* это? Подписано Кеннаном: «Дмитрий Ро­ гачев, поручик, народник, судился по*