Сибирские огни, 1963, № 8

Ил ья А В Р АМЕНКО ДОРОЖНЫЕ СТРОКИ На станции Сон остановка, но мне уж давно не до сна. Кричит надрываясь кедровка в бору, где кедрач да сосна. Бывал я тут в пору иную,— мне память о том дорога,— еще подступала вплотную к железной дороге тайга; и сыростью пахнул валежник, и веял душок земляной, и цвел запоздалый подснежник, и ветренник синий лесной... Как звоны весны неповторны! Тут, вечный скрепляя союз, сливаются Белый и Черный — ' в один непокорный Июс>, чтоб позже, в боренье жестоком, равнины пронзая и лес, Чулыма широким потоком пройти у Назаровской ГРЭС. Мне все это видеть в отраду, и я усидеть не могу — со всеми к торговому ряду но свежему утру бегу. Пред нами недавнего сбора пучками лежит черемша, от острого духа которой не раз занималась душа. В кружочках коричневых пленок молочные кринки; творог; домашней зажарки цыпленок; с налимьей начинкой пирог; рассол погребной огуречный — желаний дорожных венец; 1 Слившиеся в единый поток лов Хакасии образуют Чулым. и лук, и квасок, и — конечно — в корчажках густой варенец... Светает... Встает из тумана тайга по откосам горы, пахучего полон дурмана кедровник раскинул шатры. Гляжу, как растянутой плетью по ветке бежит колонок... Дежурный выходит и третий дает к отправленью звонок. Взбираюсь легко на подножку, держа осторожно в руке вареную с луком картошку на теплом капустном листке. И все. Расстаемся на этом. Колеса стучат в унисон. И мимо уходит с рассветом минутная станция Сон,— уходит с недолгим базаром, с кедровкой, кричащей в тиши, с Июсом под утренним паром, с бодрящим душком черемши, уходит... И вот, за откосом, кургана скрывает шелом платформы с цементом и тесом, и думкары с мокрым углем. И только в заре синеватой виднеется долго вдали за гребнем холмов элеватор, как знак плодородья земли. Встает он над ширью целинной, лучами заласканный весь. Назад тому год с половиной его еще не было здесь. Белый и Черный Июс — по выходе из преде-