Сибирские огни, 1963, № 7

прожить сам он, Фрол. Пусть сын сделает на земле то, что не сумел сде­ лать его непутевый отец...» Думал об этом Фрол, ощущая одновременно и тяжелую горечь, и за ­ таенную, волнующую мозг, радость. И вдруг три дня назад... «Чего примеряешься которую неделю? — звездани уж батьку под ды­ хало, чтоб свет померк...» — сказал он в горячах сыну, заметив, что Мить­ ка, замкнутый и задумчивый, поглядывает на него иногда любопытно, изучающе. «Зачем?— холодно усмехнулся Митька.— Примерки разные бы­ вают». Разные... Сперва-то Фрол и не понял, что означают слова сына, как- то не обратил на них и внимания. А потом, через день, и долбануло: «Это какую же мерку хочет сын с него снять?!» И начало казаться вдруг: ведь не из простой ребячьей гордости по­ сылал Митька из армии газетные заметки о себе... И потом, после армии, работал не ради своего удовольствия, а опять же вымачивал в поту руба­ хи для того, чтоб в газетах о нем писали. Если это так, то что же он, шельмец, делает, что думает?!. Когда-то доходил глухой слух до Фрола — из-за Митьки уехала из деревни Зина Никулина. Фрол спросил у сына: — Это как понять? Тесно, что ли, в Зеленом Доле стало? Митька только плечами пожал: — Вольному воля... Что я, догонять ее должен? На каждый каприз не угодишь. Услышав, что у Зины родился сын, Фрол, подозвав сына, сурово сдвинул брови: — А ну-ка, объясни... Каприз, говоришь? Не выкатывай от удив­ ленья глаза, я об Зинке говорю... — Ну, готов уж сына съесть ни за что ни про что,— вмешалась Сте­ панида.— В чем ты подозреваешь-то его, подумай. Д а и чего ей, Зинке этой... Не споганится море, если пес полакал... — Что-о?!!— грузно приподнялся тогда Фрол, взял сына за плечи, притянул к себе и встряхнул.— Ну-ка, гляди мне в глаза. Митька поглядел — смело, открыто. Легонько снял отцовские руки со своих плеч, проговорил: — За кого ты, батя, принимаешь меня? Фрол поверил сыну. Тогда поверил, а сейчас, после разговора о «примерке», засомневал­ ся в искренности Митькиных слов. «Если он, козел двуногий... башку от­ верну тогда...— думал Фрол, чувствуя, как волной бьет в груди жар.— Отверну... а сам-то, сам что делаю?!» Горячая волна откатывалась, ей на смену приходила другая — хо­ лодная, останавливающая сердце. Ему все же хотелось верить сыну. И хотелось верить себе, хотелось пожалеть самого себя, что-то посоветовать. Но что? И как? ...Сколько времени Фрол стоял на вершине увала — он уже не мог определить. Судя по тому, что промерз окончательно, стоял долго, может •быть, несколько часов. Уже давно умолк внизу рев скотины — значит, коровам задали скудную порцию того кукурузного силоса, за который Большаков получил выговор, или полугнилого сена, которое они тогда... И снова он вспомнил, как сидела рядом с ним уставшая до предела Клашка и жгла его взглядом. Фрол прислушался к своим мыслям и усмехнулся: от чего начал раз­ мышлять, к тому и вернулся, словно по заколдованному кругу прошел, а теперь хоть опять выворачивай себя наизнанку — стыдно, мол, за Клашку