Сибирские огни, 1963, № 7
Слух загудел по Зеленому Долу, как памятный таежный пожар, раз дуваемый ураганом. Люди кинулись через Светлиху на лодках й вплавь, долбили ломами брызжущий железными осколками гранит, рыли лопата ми, а то и руками мокрый тяжелый, как свинцовая Дробь, песок. Облазили все скалы сверху донизу, изогнули ломы, истерли лопаты, до костей спу стили мясо на ладонях — но никакого золота не нашли. Со временем люди утихомирились, перестали долбить камни и рыть песок. Но легенда о богатствах, скрытых под утесом, не исчезла. Она жила среди народа и была как летнее марево: вот дрожит оно над ближним при горком, а подойди — ничего здесь нет,- оно струится над следующим. Но, витая над деревней, легенда все больше и больше окутывала утес ореолом таинственности. Так дошла эта легенда «и до наших дней. Дошла, может быть, потому, что утес по-прежнему играл каждое утро разноцветными красками, горел и плавился до самого солнцевосхода, а потом переливался несколько ми нут живыми искрами. Зрелище было настолько необычным и красивым, что зачаровывало и поражало каждого. Но теперь люди поражались еще и тому, что на самой вершине утеса из широкой, забитой землей расселины рос огромный развесистый осокорь. Он был настолько могуч, что, казалось, каменный утес Ш выдержит его тяжести и вот-вот развалится; настолько высок, что в ненастные дни тяже лые черные облака спускались ниже его ветвей. Может, поэтому в него ни разу не ударила молния. Только ветер отламывал иногда от него мелкие веточки и бросал в Светлиху. Осокорь был виден за много километров. Солнце теперь освещало прежде всего верхушку дерева и уж потом начинало расцвечивать камни. Люди удивлялись — почему осокорь вырос на самой вершине утеса, каким ветром и откуда принесло сюда его семечко. Ведь, кроме берез, в этих местах не растут лиственные деревья. И лишь немногие знали, что осокорь посажен был человеческой рукой. История не запомнила имен первых поселенцев Зеленого Дола, и ни кто не знает их судьбы. Но лет за сорок до революции появился в деревне мужичонка с деревянной ногой — Авдей Меньшиков. Этого старожилы уже помнят. «Крив ногой, да прям головой», — с завистью шептали о нем одни. «Нога у него деревянная, да рука — железная,— с отчаянием говорили другие.— Схватит за горло — уж не отпустит». Авдей Меньшиков действительно в скором времени взял всех за гор ло и держал намертво. Он отобрал у прежних хозяев тучные покосы и лучшие земли. Больше полдеревни стало работать на него. Авдей Меньшиков ровно за двадцать лет до революции благополучно переселился на тот свет, оставив на этом свою деревянную ногу, награб ленное у народа богатство, великовозрастного сына Филиппа да беремен ную жену. Жена Авдея умерла во время родов, деревенский поп назвал народившегося младенца Демидом. Вскоре Филипп женился, чтоб было кому нянчить ребенка. Братьев Меньшиковых помнят уже многие, а не только старожилы. Постепенно вокруг Зеленого Дола возникали новые таежные дере вушки — то ближе, то дальше. Время шло вроде так же неторопливо, как текла все лето ласковая, молчаливая Светлиха. В деревне хозяйничал теперь свирепый и своенрав ный, как дикая лошадь, Филька Меньшиков. У этого руки были уже не железными, а стальными. И, кроме того, у него, в отличие от родителя, бы ло две ноги. Он так и говаривал: «Батя все одной ногой давил, а я — обо ими! Об-бо-ими, понятно?» Понятнее было некуда.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2