Сибирские огни, 1963, № 7

полсотни верст за день, отчертомелить с темна дотемна на покосе или жатве, а потом как ни в чем не бывало колобродить с парнями по дерев­ не до самого рассвета, тискать по овинам да сеновалам пищавших девок. Льнули же к нему девки — значит, красив и удал был Фролка. И он лю­ бил их, тугих, как крутое тесто, пахнущих смешанным запахом полднев­ ного солнца, холодноватой речной мяты и почему-то парного молока. Каждая надеялась удержать его навсегда, но не могла удержать больше недели, как бы крепко ни держала. ...Долго стоял Фрол среди редкого кедрача, навалившись на лыжные палки. Давно уже успокоилась грудь, перестало жечь и першить в горле. А Фрол все стоял, все думал. Что ж, когда человеку двадцать — он думает о будущем. А когда стукнуло шестьдесят — он вспоминает прошедшее. Солнце еще не село, но день шел к вечеру. Неяркие зимние тени от редких деревьев расплывались на снегу. Внизу, у самого подножья увала, чернели квадраты скотных дворов. Они были похожи на огромные кирпичи, в беспорядке высыпанные пря­ мо в снег. Первый из этих дворов, вон тот, где размещается сейчас телятник, был построен еще при Марье Вороновой. Он стоял тогда далеко от села. Потом отстроили второе, пятое, десятое помещение. Но даже спустя не­ сколько лет после войны эти коровники, овчарники, конюшня стояли на отшибе. А сейчас дома колхозников прижались к самым дворам, обступи­ ли их полукругом. ' Меж домов виляли переулки, стекая, как ручьи, в три-четыре широ­ ких улицы, тянувшихся вдоль Светлихи. Главной улицей считалась самая крайняя к речке. На ней и постави­ ли минувшим летом новую контору на левой, нечетной стороне. А на четной, чуть поправее конторы, на месте прежней лачужки, стоит сейчас его, Фрола, дом, высокий, просторный, светлый, спускаясь огородом чуть не к самой воде. А усадеб через пять, почти напротив конторы — дом Ус­ тина Морозова. За ним ближе к паромному перевозу — ее, Клавдии Ни­ кулиной, изба... Да, разрослась деревня. Вон, ни того, ни другого конца не видно в вечерней дымке. Разрослась, изменилась. Поглядела бы мать — ахнула удивленно. Да , мать... Редко он вспоминает ее, а нехорошо. Он, Фрол, хотя и мал был годами, а помнит, как во время первой германской войны пришло известие о гибели отца, мать, уже больная, износившаяся на непосильной работе у кулака Меньшикова, вскрикнула: — Как же мы теперь, сынок, без отца-то... без кормильца!.. Вскрикнула, упала и больше не поднялась. Она только прошептала еще, с трудом открыв неживые уже глаза: — Фролушка... видит бог... взяла бы я тебя с собой... да как? Ниче­ го, ты уже болыиенький. Ты крупный у меня, крепки!!. Иные и не подума­ ют, что парнишка еще. Ты уж прости... и отца, и меня... Уж ты сам по­ крепче на ногах стой. Поклонись Филиппу Меньшикову, может, он под­ держит тебя на первых порах. По совести-то — должен бы поддержать сироту, я ему наперед за то отработала... Давно нету матери, шумят над ее могилкой лето за- летом высокие бе­ резы, засыпает земляной холмик каждую осень желтый, легкий лист. Нету в деревне теперь и полуразвалившихся домишек со стропилами- ребрами. А где церквушка с вечно дребезжащим колоколом? Вон, в са­ мом центре клуб на ее месте — каменный, двухэтажный, с четырьмя квад­ ратными колоннами. Это пока самое высокое здание. И каждый, кто подъезжает из заречья, видит его издалека. На месте голоребрых домов