Сибирские огни, 1963, № 7

Фрол вздрогнул от этого «понял», на лице его, измятом и несвежем, отразилась щемящая внутренняя боль. Бригадир усмехнулся удовлетворенно. Потом долго, не мигая, смотрел на крутые плечи Курганова, на большие, резко выделявшиеся лопатки, на его седую растрепанную голову. — Так она — из-за Клашки, что ли? — снова спросил Морозов, кив­ нув на плотно закрытую дверь, за которой скрылась Степанида. Спина Фрола качнулась и начала выпрямляться. Лопатки на его спине сошлись друг с другом, и серая рубаха, туго обтягивавшая их, по­ висла складками. — Слушай, ты...— быстро проговорил Фрол.— Откуда ты знаепщ про это... когда сам я не знаю? Э-э...— И безнадежно, покорно махнул рукой. А посидев с полминуты, опять заговорил негромко и вяло,.не глядя на Морозова: — Сатана ты, Устин. Ну, из-за Клашки, ну... саданула в башку гни­ л ая кровь.— И вдруг вскочил, опрокидывая табурет, жадно хватнул ртом воздух и закричал: — Ну, виноват я перед Стешкой... и перед тобой, перед твоим ■Федором! Разрежьте меня напополам, сволочи, выпустите кровь!.. Фрол, разволновавшись, бросал слова, как булыжники, и тяжело, оыстро ходил из угла в угол. Он не заметил, когда вошел с улицы залеп­ ленный мокрыми ошметками снега Митька. А увидев сына, остановился и подумал, что Митька, наверное, давно уже слушает их разговор. — Чудак! — спокойно сказал Устин.— Чего звенишь, как самовар­ ная конфорка? Какая тут вина передо мной? Фрол хотел сказать что-то сыну, но при последних словах Устина торопливо обернулся к бригадиру: — А? — Я говорю — был бы виноват, совратив девицу, а вдова — бо­ жий дар. — Чего?! Ну-ка, иди отсюда! — вспомнив опять о Митьке, крикнул ему Фрол. Митька, ни слова не сказав, ушел в соседнюю комнату, подняв по пути опрокинутую табуретку и поставив ее к стене. — Н-да... Ну ладно,— шумно вздохнув, Устин встал и застегнул по­ лы-крылья своего полушубка.— Прощевай, Фрол Петрович. — Постой, постой! — торопливо проговорил Фрол, сел на табурет­ ку.— Значит, божий дар? — Ага. — Она же родня твоя, Устин,— печально, точно это были его пос­ ледние слова, проговорил Фрол. — Родня? — негромко переспросил Устин,— Вся моя родня давно на кладбище переселилась. Голос Устина был сухой и жесткий, как шелест ржавой, пересохшей травы. Фрол не понимал, что он говорит, не догадывался, чего он хочет. Обычно Фрол понимал Устина с полуслова, с полунамека. Там, на лугу, под дождем, Устин только поглядел в лицо Фролу, кивнув на мокрого, измотавшегося председателя: «Перетянутый канат пружинит, да не рвет­ ся. А прикоснись чуть острой бритвой...» Устин даже не договорил. Но Фрол понял его и не только прикоснулся, а со всего маха резанул брит­ вой по канату. Резанул не из ненависти к Большакову, не из-за устало­ сти, а от захлестнувшей его слепой и отчаянной злобы и едкого раздра­ жения на самого себя, на Устина Морозова, от тупого и жгучего созна­ ния, что не может, не найдет в себе силы сделать вид, будто не понял на­